Нисхождение - стр. 41
Он подвинул к себе миску и стряхнул пепел, после чего продолжил:
– Вот Лера там по участку и носилась, бегала, рот постоянно красным от только что съеденной малины был. В общем, шкодила по полной. Она даже сдружилась с местной пацанвой и подначила их яблоки таскать для неё у соседей. Помню, как застали мальчишек за воровством, ругани было столько, всю деревню на уши подняли! Мальчишкам ремня всыпали, и никто из них не признался, что их Лерка надоумила яблоки-то тырить. Видно, стыдно им было сознаться, что девчонка ими помыкала. Мне это Лерка уже потом рассказала, когда постарше стала.
Я улыбнулся, представив себе эту картину, правда тяжело верилось, что Лера могла подобное учудить.
– А потом в один день её как подменили, – лишив себя прежнего задора в голосе, продолжил тесть. – Хмурой она стала, часто в комнате запиралась, почти не разговаривала, разве что сама с собой. Мы с матерью и поговорить с ней пытались, и узнать в чём дело – без толку. Она стала в позу и молчала, вообще нас бойкотировать и просила оставить одну, даже до ругани доходило. Мать она так и матом даже посылала…
Борис Степанович прервал на время рассказ и посмотрел в окно, будто вспоминая события тех дней.
– Забили мы с матерью тревогу, силой повели Лерку к врачу, и он посоветовал творчеством заниматься. Вот мы и отдали её на уроки гитары, у меня как раз после службы лежала, почти не тронутая. Это и впрямь помогло, она стала разговорчивее, всё нам песни выученные пела, играла… Но знаешь, всё равно она так этой «другой» и осталась. Как будто часть её, вот та самая озорной, вечно улыбчивой девчонки, навсегда затерялась. – Он потушил сигарету о миску. – Вот и сейчас гляжу я на неё, и она как будто вновь превратилась в ту неразговорчивую, не желающую ни с кем иметь дело маленькую девочку. Хотя, казалось бы, когда такое горе вместе надобно держаться, особенно с родственниками. Мы же не чужие люди, в конце концов…
На этом Борис Степанович закончил.
Я подумал что-нибудь спросить приличия ради, да ничего не нашлось. Хотелось просто молчать.
Так и просидели пока Лера с матерью не воротились. Лера сразу же пошла в комнату, громко хлопнув дверью – как дала знать, чтобы её не трогали, – а Марья Павловна зашла к нам.
– Ну как оно? – спросил зять.
На что теща резко отмахнулась и подошла к окну, тихо заплакав.
День этот казался мне несоизмеримо долгим, и когда на часах уже было десять часов вечера, я даже был рад, что он наконец подходит к концу. Родителей мы расположили на кухне, на надувном матрасе; его пришлось в срочном порядке покупать в близлежащем торговом центре.