Никто не узнает - стр. 15

– Останови здесь, – выдала Инесс в нескольких километрах от особняка.

– Уверена?

– Да, – кивнула малая.

Она вышла, когда остановился у обочины трассы.

– С главного входа мне все равно не пройти, – малая наклонилась к открытому окну и улыбнулась, – Спасибо, господин адвокат, – Инесс отчеканила и убежала в глубь леса.

Мой телефон тут же зазвонил.

– Черт, – сжал руль крепче, смотря на входящий.

«Mere» – было подписано на французском. Дав по газам, прибавил скорость, пытаясь отвлечься от звонка. Телефон перестал трезвонить, но через секунду засветился снова. Я не ответил. Когда уже подъезжал к аэропорту, вновь завибрировал, заставляя поднять трубку.

– Почему матери не отвечаешь, негодник? – возмущалась мама поту сторону провода на французском.

Моя мама, Барбара Костано, была чистокровной француженкой. В подростковом возрасте она встретила папу, как сказала ма, горячего итальянца с загорелой кожей и белоснежной улыбкой, что сразу влюбилась. Папа не смог устоять перед взрывным характером мамы, поэтому остался жить во Франции. Но с возрастом папа захотел переехать, и они с мамой решились на такой отчаянный шаг. Папа любил Италию всей душой и сердцем, поэтому даже после смерти отца, мама осталась жить здесь, как самое большое напоминание о любимом человеке.

– Прости, был занят, – ответил также на французском.

Я обладал тремя языками: итальянский, французский и английский. С детства мы привыкли говорить с мамой на французском, а с папой на итальянском.

– Ты летишь к нам? – радостно спросила мама.

– Нет, не лечу, – отрезал сразу, выходя из машины и направляясь в здания аэропорта.

– Врешь, – уверен, мама ударила рукой по столу, за котором чаще всего читала свои романчики, – Каир сказал, что ты купил билеты в Ломбардию.

Я убью его, как только увижу. Два года назад мама неожиданно прилетела ко мне, когда Каир заезжал, чтобы забрать нужные документы для Лоренцо Конселло. Думаю, не стоит говорить, что Каир очаровал мою маму своей улыбкой и открытостью, после чего эти двоя спелись как два чертова соловья.

– Я улетаю сразу, ма.

– Опять врешь, – снова удар. Мама была робкой на вид, но занималась единоборствами с детства, поэтому могла и шею свернуть, что уверен, и хотела сделать сейчас со мной. – У нас семейный ужин, – ее голос вновь набрал оттенки мягкости, – Приезжай и ты, – и нотки грусти тоже.

Вот уже восемь лет Тристан Костано не появлялся на пороге своего дома. Восемь лет, мы с мамой виделись только у меня в кафе. Столько же я избегал всего, чего касалась моя семья. Восемь лет со смерти папы. И с момента, когда Тристана Костано закопали в собственном доме.