Никто не избегнет блаженства. Часть первая - стр. 81
– Нет, скорее всего, под навесом, рядом с фонарной аллеей.
– Фонарной аллеей? – удивился Этьен.
– Именно. Коллекционирование причудливых фонарных столбов, особенно старинных, было страстью моего деда. И он, капитан дальнего плаванья, привозил их сюда со всех уголков мира. Видел пару круглых фонарей, в форме глобусов, рядом с домом?
Этьен молча кивнул, жуя грушу.
– То английские. А следом шли французские – я имею в виду те, под которыми мы недавно проходили! А вот эти, по бокам беседки, итальянские рикурвы, газовые, хотя на самом деле в них ввинчены обыкновенные лампочки. Пока я не уговорила маминых подсобных рабочих переместить рикурвы с аллеи сюда, они исправно работали…
– Хочешь, я их прямо сейчас, без тока включу?
– Экономь энергию, я тебе включу! Тоже мне, Никола Тесла нашелся!
– Но ты наверняка позабыла, как они горят! – настаивал Этьен, улыбаясь, как ребенок. – Они же, теперь… как это правильно называется… бутафорские.
– Еще как горят, – возмутилась я, – просто провода кое-где отошли – подпаять надо, раньше-то я под ними свободно читала! Тут кругом проложены кабели, и ночью может становиться светло, как днем. А иногда мы подключаем газовое освещение. Вдобавок, здесь полно масляных фонарей и всяких жирандолей, канделябров, шандалов – понятия не имею, в чем между ними разница…
– Столько огня! Мне это по душе, особенно после полумрака, царящего в доме.
– Ну еще бы! Наверное, в доме полно привидений. Надо попросить отца: пусть он их разгонит, чтоб не подслушивали наши секреты, – развеселилась я.
– Да я и сам смогу, – сказал Этьен. – А дом, что ни говори, чудной.
– Это имение принадлежало моей прапрабабке еще при царе. Говорят, их в семье было пятнадцать человек домочадцев, и все ходили перед ней по струнке, боясь пикнуть. Потом, в период революции, часть родичей спешно эмигрировали, и в России нашей родни осталось – раз-два и обчелся, а выжить после гражданской войны сумел только мой прадед. Он-то и основал заповедник. Но лишь спустя многие годы, в конце восьмидесятых, маме удалось восстановить свои права законной наследницы. На ее счастье, нашлись подлинные документы, фото и прочие доказательства – все благодаря дряхлым заграничным родственникам, которые так и жили со времен революции во Франции, зарабатывая переводами бульварных статей из русских газет и журналов. Выяснилось, что они вывезли из России целый архив и устроили в своих парижских апартаментах русский уголок, эдакий музей – даже выпустили томик мемуаров! Дедушка с ними связался, и кое-кто из парижской родни приехал к нам в гости, захватив все необходимые свидетельства для нотариальной конторы. Но, увы, несмотря на долгую канитель, окончательно восстановить полное право над имением маме и деду тогда так и не удалось. Правда, ни снести какие-либо постройки, ни выселить-вселить кого-либо без их подписей уже никто не мог. Возможно, именно тогда у мамы, привыкшей полагаться на себя, сложился очень независимый характер, и она, под стать лучшим представителям своего семейного древа, твердо решила остаться работать в заповеднике, вечерами обучаясь на ветеринара и мечтая о том, что когда-нибудь все здесь станет нашим. Параллельно корпела над книгами по химии и экологии. И если бы кто-нибудь в то время осмелился бы ей сказать, что она встретит моего отца, выйдет замуж да улетит в другую страну – она бы рассмеялась ему в лицо. Однако все сложилось так, как сложилось. Но, даже живя за границей, мама продолжала решать вопрос с наследством, ища деньги хотя бы на частичный выкуп земли…