Никто, кроме нас - стр. 2
Становится страшно. Господи, если это наш последний разговор, хочу сказать одно:
– Я редко говорю, но я люблю тебя, Даниэль, – телефон скрипит от того, как сильно сжимаю его, – Люблю, любила и буду любить. До самой смерти, – краткая, почти отчаянная улыбка, тенью падает на губы, – Берегите себя.
– Нет, дьяволица, – шарахаюсь от того, как что-то разбивается в конце трубки, – Черт бы все драл, не прощайся со мной, – свирепо кричит Даниэль.
– Я люблю вас, Даниэль Грассо Конселло, – отвожу трубку от уха, несмотря на крики Даниэля.
Вместе с волнительным вздохом, слышу, как дверь туалета вылетает из петель. Страх заставляет действовать быстро.
Они выбьют мою кабинку в считанные секунды.
Разбиваю мобильник об унитаз. Ударяю ещё, и на белый кафель падает маленький чип. Он маленький. Слишком.
– Открой, сука!
Подбираю чип, и положив в рот, пытаюсь проглотить. Это трудно. Я столько кричала и плакала, что слюны во рту практически не осталось. Наконец получается, и в этот же момент, кабинку ломают насквозь. Дверь отлетает и трое мужчин смотрят на меня оскалив зубы.
– Теперь ты наша, пташка, – самый главный делает шаг в маленькое пространство и силой ухватывает за плечи.
Как же давно я не чувствовала такой боли. Казалось, прошло столько лет. Но я опять здесь. И чувствую боль от избиения.
– Нет! – рыпаюсь, кусаюсь и бьюсь. Но все тщетно.
В конце концов, теперь я в их власти.
И единственная надежда на Даниэля.
Я доверяю тебе.
Я люблю тебя.
До самой смерти.
ГЛАВА 1
ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ ПОСЛЕ СОБЫТИЙ ПЕРВОЙ КНИГИ
Даниэль
Между моим сердцем
И ребрами
Есть небольшая щель,
Глубже тихого океана.
Я храню там память о тебе,
Память недописанного Романа.
(с) Шахназ Сайн
– Ворон! Ворон! Ворон!
Крик толпы будоражил кровь. Сила и адреналин разливались по всему телу.
Стоять на ринге, смотреть в глаза противнику, видеть страх в них и слышать восторг наблюдавших – как наркотик. Все это дрожью проходит по телу, заставляет гореть мышцы, сверкать глаза, быть в экстазе. Словно ни здесь, ни сейчас.
– Ворон! Ворон! Ворон!
Соперник делает вдох. Наши взгляды встречаются в борьбе. Он с громким рыком бежит на меня, поднимая кулаки. Именно тогда делаю резкий прыжок, поворот и удар пяткой прямо в челюсть. Всё становится белым шумом.
Соперник вне сил валиться на пол, и посреди шума я отчетливо слышу хруст его черепа.
Толпа разрывает глотки громче.
– Ворон! Ворон! Ворон! – сетки вокруг звенят от тряски заключенных.
Ворон – я. Меня так прозвали из-за принадлежности к «Corvi». За решёткой никого и никогда не называют по имени.
Смысла быть на ринге больше нет. Поворачиваюсь, спрыгивая и уходя прямиком в раздевалку. Войдя в душ, раздеваюсь и включаю кран, с тяжелым и уставшим выдохом прикрывая веки. Вода течет по телу, освежая, смывая кровь с лица, рук и ног. Звук бьющейся воды об кафель успокаивает. Открывать глаза нет желания. Видеть тускло горящие лампы, впитавшие грязь, и, обшарпанные стены, давно покрытые плесенью тошно.