Никон (сборник) - стр. 42
– Бежал как от дьявола! Ведь все семейство у супостатов осталось! – сокрушался Аввакум. – Не знаю, живы ли.
– Как Бог даст, – сухо ответил Стефан Вонифатьевич: не мог, видно, сразу простить протопопу его бегство.
Намучившись в дороге, истерзавшись беспокойством за судьбу близких, огорчившись приемом царского духовника, Аввакум расслабился вдруг и заснул.
Пробудился среди ночи. Стефан Вонифатьевич настойчиво тряс его за плечо.
– Подступились? – спросил Аввакум, все со сна перепутав, думая, что он в Юрьевце и что бунтовщики грозят ворваться в дом.
– Проснись, протопоп! – сказал некто строго.
Аввакум увидал, что это сказал ему царь. Вскочил, упал на колени, трижды стукнул лбом об пол.
– Почему ты здесь? – спросил царь. – На кого город кинул?
– Так ведь не хотят они жить по чести! – вскричал Аввакум в отчаянии. – Будь я проклят, что жив остался. Били до смерти, да не прибили!
– Горе царю, когда слуги себя жалеют, а не службу свою, – сказал Алексей Михайлович и отвернулся от несчастного беглеца.
Благословился у духовника, ушел, сердито глянув на приунывшего Аввакума.
Стефан Вонифатьевич пожалел протопопа, сказал с ласкою:
– Бог миры устраивает и твою жизнь устроит. Ныне нам всем, однако ж, про себя забыть надо. Помолимся, протопоп, о патриархе. Да пошлет нам Господь пастыря – устроителя кроткой жизни. Вам, молодым, небось бури хочется, а войдете в полный возраст, и откроется – нет блага выше, чем покойная жизнь.
С понедельника всю седмицу жестоко постились: одна в эти дни была еда – квасок. Постился царь, Стефан Вонифатьевич, оба Ртищевых, старый и молодой, Неронов, Аввакум, Корнилий, казанский митрополит. Постились, держа в уме одно – патриарха выстрадать доброго. И на седьмой день, сойдясь у Корнилия, Неронов с Аввакумом написали челобитную, указывая государю на его духовника Стефана Вонифатьевича. Первым подписал челобитную митрополит, вторым – Неронов, настоятель Казанского собора с попами, а последним приложил руку беглый протопоп Аввакум.
Челобитную царю и царице подали в Благовещенском соборе. Царь, поглядев, чье имя указано, покраснел, как девица, до слез, потому как не то было имя в челобитной, какое ему по сердцу давно уже пришлось.
– Тебя хотят, – сказал Алексей Михайлович, передавая челобитную Стефану Вонифатьевичу.
Побледнел царский духовник, перекрестился широким крестом, поцеловал икону Богоматери и, потрясая сединами, сказал проникновенно:
– Не я! Не я! Отца Никона просить будем стать нам всем пастырем, ибо велик муж и патриаршее место по нему.
Тут и расцвел простодушно на глазах у всех государь всея Руси, облобызал Стефана Вонифатьевича, и заплакали они оба, утешенные. Ну и многие с ними… А Неронов, глядя на эти общие слезы, покачал головой и перекрестился.