Никому о нас не говори - стр. 36

Снова хмыкнув, Тимур расправляет плечи и делает полшага навстречу, сокращая и без того небольшое расстояние между нами.

– Тогда повторяю вопрос. Что ты здесь делаешь? – хрипло спрашивает он, чуть склонившись к моему лицу.

И моего обоняния касается запах парфюма Тимура. Его близость вызывает дискомфорт, мне не по себе, и в солнечном сплетении будто зреет колючий ком, но и отвести взгляд от его глаз, смотрящих на меня сейчас в упор, не получается. Как и найти в своей голове нормальный ответ на его вопрос. Ведь в данный момент я просто ловлю себя на мысли, что в этом вечернем сумраке радужки Тимура кажутся почти черными…

Мы так и стоим какое-то мгновение, сцепившись взглядами, пока за мной не раздаются омерзительные

звуки. И тогда ответ на вопрос Горина приходит сам собой. Ответ беспощадно тупой:

– Я сейчас стою и слушаю, как кого-то тошнит. Несколько секунд лицо Тимура остается непрони-

цаемым, пока он не переводит взгляд мне за спину. Морщится, а потом снова возвращает его ко мне.

– Согласен. Неромантично. Идем.

Моя ладонь вдруг оказывается в горячих и крепких тисках. И я наконец выхожу из ступора, опять покрываясь мурашками. Обомлев, опускаю взгляд. Мои пальцы уже переплетены с пальцами, украшенными ссадинами. Тимур сжимает мою ладонь в своей. От этой картинки у меня сбивается сердце. Теперь оно бьется слишком неровно и громко в груди. Я теряюсь в этой пелене и не успеваю опомниться, а Горин уже кивает той самой компании, что расположилась в другом углу террасы на садовых подушках. Вот, значит, откуда здесь Тимур.

Раз шаг. Два шаг. И нас уже нет на этой террасе. Мы огибаем дом с другой стороны, выходим на площадку, где припарковано несколько машин. Одну из них я видела сегодня утром у академии. Это иномарка Горина, и он ведет меня именно к ней.

И только тогда до меня доходит. Моя рука в руке Тимура, и я беспрекословно за ним следую. Что вообще происходит? И какого черта я позволяю Горину так бесцеремонно себя вести? Это все неправильно.

– Тимур! – Вяло дергаю свою ладонь, хочу высвободить пальцы. И пусть по ним так невероятно быстро расползается тепло чужой кожи, что все сильнее от этого ведет голову. – Стой.

И Горин останавливается. Оборачивается. А потом ему достаточно одного широкого шага, чтобы оттеснить меня к стене дома. Шершавый кирпич сразу же неприятно врезается в мою спину. Тимур, не

церемонясь, придавливает меня к нему. Мое наваждение сменяется испугом.

– Ты что делаешь? – резко выдыхаю я, ставя между нами руки. Упираюсь ими в грудь Тимура – каменную и нервно вздымающуюся.