Николай Самохин. Том 2. Повести. Избранные произведения в 2-х томах - стр. 72

В одном месте из подвального оконца дома выпрыгнула мышь. Она села на крышку канализационного колодца и быстро зашевелила носиком. В Левандовском вдруг проснулся охотник.

– Гу! – закричал он и погнался за мышью. Мышь, спасаясь, сделала крутой зигзаг. Левандовский затормозил, высекая подкованными ботинками искры из асфальта. Мышь улепетывала в переулок.

– Ы-эх! – крикнул Левандовский и метнул в нее шапкой. Но промахнулся… – Ты видел? – возбужденно сказал он, вытряхивая шапку о колено. – Мышь! Живая! В городе! Ах, черт, не накрыл! Вот бы Алешке ее. Представляешь?..

Возле дома Левандовского пацаны гоняли грязный мяч.

– Кыня, пасуй! – забегая сбоку, умолял тоненький, интеллигентный мальчик. Но красномордый индивидуалист Кыня не пасовал. Тяжело сопя и валяя защитников, он ломился к воротам в одиночку.

– Пасуй, Кыня! – страдал тоненький. – Ну, пасуй же!

Кыня все-таки пасанул, и тоненький с ходу пробил по воротам. Плохо надутый мяч прошел выше воображаемой штанги и угодил в лицо невольному зрителю Левандовскому.

– Весна, – сформулировал, наконец, Левандовский, оскребая со щеки лепешку грязи.

Тут из подъезда вышла Левандовская, посмотрела на травмированного мужа и сказала:

– Опять натрескался?

– Клава, посмотрика, что у нас, – заулыбался Левандовский и открыл ящичек с мормышем.

– У тебя семья есть? – дрожащим от негодования голосом спросила Клава.

– А что такое? – обеспокоился Левандовский.

– Есть у тебя семья? Долг? Обязанности?.. Я тебя просила соли купить, а ты!..

– А я купил! – обрадовался Левандовский. – Вот! – Он достал из кармана пачку соли.

– Потвоему, это «Экстра»? «Экстра» это, мучитель?! – И Клава шмякнула пачкой о землю. Пачка взорвалась, и крупная непервосортная соль застучала по бурым штанам Левандовского.

– Тэкс, – сказал он, провожая взглядом жену. – Слушай, ты не знаешь, к чему это, когда соль рассыплется?

Правый глаз его, в который било отраженное от мормышей солнце, казался зеленым и озорным; левый из центра грязного пятна смотрел печально и растерянно.

НАШ ХОЛОСТОЙ ДРУГ

Семен Разгоняев поискал глазами – куда бы бросить окурок, ничего подходящего не нашел и пульнул его в дальний угол комнаты. После этого Семен брезгливо сказал:

– Ну и озверел же ты здесь! Ужас просто. Жениться тебе надо, а то совсем очертенеешь.

– А правда, Игореша! – оживился Левандовский. – Что это ты теряешься? Квартиру ты раньше всех нас получил – уже лет шесть у тебя в преферанс играем… Шесть или семь?

– Семь, – сказал Трущеткин.

– Ну вот, видишь! Семь лет. Мы уже детей понарожали, а ты все как был.