Николай I глазами современников - стр. 59
В смятенном и подавленном ужасом обществе многие ожидали от молодого императора благородного жеста – демонстрации великодушия и милосердия. Даже в его ближайшем окружении были люди, которые считали, что прощение мятежников принесет будущему царствованию куда больше пользы, чем самая суровая расправа.
Из воспоминаний принца Евгения Вюртембергского
Решился я доверить моей тетушке (императрице-матери Марии Федоровне. – Я. Г.) сокровенные желания моего сердца и просил ее поддержать их как бы ее собственные… Здесь в первый раз я был в отношении к ней смел и неделикатен. Я сказал:
– Указывая на гроб Александра, Николай должен сказать заговорщикам: «Вот кого вы хотели умерт вить! Я знаю, что бы сделал он: я прощаю вас! Вы не достойны России! Вы не останетесь в ее пределах!»
Императрица хотела возражать, но я прервал ее и продолжал:
– Положив руку на сердце, сознаемся, что вполне не виновного нет ни одного смертного и русская империя небезупречна, в особенности в своей истории. Лучше миловать, чем карать, и при всяком восшествии на пре стол милость гораздо благоразумнее строгости.
Тетушка поняла меня и обещала употребить все возможное для достижения этой цели; но ее старания и мои ожидания оказались по-видимому бесплодны.
Императрица Мария Федоровна прекрасно поняла «неделикатный» намек своего племянника… Среди тех, кто подавлял мятеж 14 декабря и заседал в следственной комиссии, были убийцы ее мужа императора Павла.
Принц Евгений, как-никак европеец, полагал, что, имея подобное наследие, русскому императору не пристало быть бескомпромиссно суровым. Он считал, что традицию надо переломить…
Николай Павлович рассудил по-иному.
Из письма Николая I великому князю Константину. 6 июля 1826 года
В четверг начался суд, со всей подобающей торжественностью. Заседание идет без перерыва с 10 утра до 3 часов дня, и, несмотря на это, я еще не знаю, приблизительно к какому числу может кончиться. Затем последует казнь – ужасный день, о котором я не могу думать без содрогания. Предполагаю: провести ее на эспланаде крепости.
Из письма Николая I императрице Марии Федоровне. 10 июля 1826 года
Я отстраняю от себя всякий смертный приговор, и участь этих пяти наиболее презренных предоставляю решению Суда; эти пятеро: Пестель, Рылеев, Каховский, Сергей Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин.
То есть, что бы ни декларировал Николай Павлович, задолго до окончания суда он уже предопределил участь подсудимых.
Вокруг решения о смертной казни ходило множество слухов.
Из записок Александры Осиповны Смирновой-Россет