Николай I - стр. 14
– Отныне ты их отец!..
…Вечером 11 марта 1801 года, в последний день своей жизни, император Павел I посетил великого князя Николая Павловича в его комнате. При свидании сын императора обратился к своему родителю со странным вопросом, отчего его называют Павлом Первым. Отец ответил:
– Потому что в России не было другого государя, который носил бы это имя до меня.
Маленький великий князь Романов продолжил разговор словами:
– Тогда меня будут называть Николаем Первым?
Ответ родителя оказался предельно кратким и исчерпывающим:
– Если ты вступишь на престол.
После этих слов, «устремив долгое время свои взоры на великого князя, Павел крепко поцеловал сына и быстро удалился из его комнат», как оказалось, навсегда.
К слову говоря, современники, лично знавшие маленького Романова, писали, что он действительно среди своих братьев был достоин короны. Если не говорить о старшем Александре, то следует сказать о цесаревиче Константине, который в официальных документах и церковных службах по всей империи упоминался как наследник престола старшего брата. Но тот же Константин среди своего окружения демонстрировал «природное отвращение к трону». Мемуарист Н.И. Греч отмечал:
«…Соперничества Константина Павловича он не боялся; цесаревич не был ни любим, ни уважаем и давно уже говорил, что царствовать не хочет и не будет. Александр боялся превосходства Николая…
Вообразите, каков бы был Николай со своим благородным, твердым характером, с трудолюбием и любовью к изящному, если бы его готовили к трону хотя бы так, как приготовляли Александра».
Николай I в своих «Записках», датированных 1831 годом, рассказывает о себе и младшем брате Михаиле, о безрадостном детстве с поразительной откровенностью. Среди прочего, он пишет и такое:
«Мы поручены были как главному нашему наставнику генералу графу Ламздорфу, человеку, пользовавшемуся всем доверием матушки…
Граф Ламздорф умел вселить в нас одно чувство – страх, и такой страх и уверение в его всемогущество, что лицо матушки было для нас второе в степени важности понятий. Сей порядок лишал нас совершенно счастия сыновнего доверия к родительнице, к которой допущаемы были редко одни, и то никогда иначе, как будто на приговор.
Беспрестанная перемена окружающих лиц вселила в нас с младенчества привычку искать в них слабые стороны, дабы воспользоваться ими в смысле того, что по нашим желаниям нам нужно было, и должно признаться, что не без успеха. Генерал-адъютант Ушаков был тот, которого мы более всего любили, ибо он с нами никогда сурово не обходился, тогда как граф Ламздорф и другие, ему подражая, употребляли строгость с запальчивостью, которая отнимала у нас и чувство вины своей, оставляя одну досаду за грубое обращение, а часто и незаслуженное.