Ник и Глиммунг - стр. 5
Когда-то – особенно в первый год жизни – Гораций задавал Вопрос. У него была привычка садиться перед человеком, поднимать зеленые глаза – круглые и выпуклые, как пришитые стеклянные пуговки, – и уголки его маленького ротика опускались, как от беспокойства. Наморщив лоб от раздумий, кот издавал баритоном одно-единственное «мяу», а потом ждал ответа – ответа на Вопрос, который никто не мог постичь. «Что это спрашивает Гораций?» – рано или поздно говорил каждый в семье. Кот каждый раз ждал ответа, но, конечно, не дожидался. Мало-помалу, через несколько месяцев, он перестал задавать Вопрос. Но бывшей озадаченности не потерял по сей день.
Теперь Гораций приглядывался к газетчику со своей традиционной озабоченностью. То было не простое замешательство; Гораций не спрашивал: «Кто вы?» или «Что вы тут делаете?». Он словно хотел узнать что-то серьезное – может, даже философское. Но, увы, его Вопроса не понять никому. Уж точно не газетчику; мистер Деверест отреагировал на пытливый взор кота с тревогой – как и все при встрече с Горацием.
– Чего он хочет? – спросил мистер Деверест, словно испугавшись.
– Этого не знает никто по сей день, – ответил Ник.
– Можно его сфотографировать? – спросил газетчик.
– Конечно, – сказал Ник. Но сам жалел, что папа еще не вернулся.
Папа Ника работал пятнадцать часов в неделю – особая привилегия; большинству не разрешалось работать больше десяти часов в неделю. Были в мире и счастливчики, которым доставалось по двадцать часов, а самым богатым или могущественным людям – целых двадцать два. Получить разрешение на работу было величайшей честью, которой только мог удостоиться человек, – потому что теперь на свете было столько людей, что на всех занятий не хватало. Многие невезучие не проработали ни дня в своей жизни. Конечно, они подавали заявления о приеме; умоляли, чтобы их куда-нибудь взяли. Писали долгие сочинения о своей учебе, талантах и умениях. Их заявления кодировались и загружались в огромные компьютеры… И люди ждали. Шел год за годом, а места так и не появлялись; они ждали впустую. Так что по нынешним стандартам папе Ника очень повезло.
И все же Ник знал, что папа не любит свою работу; папа не считал ее настоящей – не такой, как в прошлом. Работа понарошку; да, папе платили зарплату, у него был свой стол в офисе, но…
– Если меня не станет, – сказал однажды папа, – все спокойно обойдутся и без меня. Должность после моего исчезновения можно отменить без всякого вреда. Ее отсутствия даже не заметят. Моего отсутствия даже не заметят, – сказал и помрачнел.