Нигде и никогда (сборник) - стр. 7
Стою посреди этого двора и ничего сообразить не могу. Как здесь оказался? Куда идти?
Вдруг замечаю что-то около ворот шевелится, пригляделся – сидит кто-то в желтом яловом панцире и в этой загородке дыру заделывает. Хотел было спросить, куда я попал, и вижу, а у него из панциря вот такие шипы торчат и железная шапка на голове блестит, а рядом на земле плетка лежит – почище нашего Полковника будет, – спинища – во, руки – что твои бревнышки, которые у нас на поляне навалены, а сам похож на римского легионера – уж лучше, кажется, дело с Мясоедом иметь. Но тут меня заметили. Заорали. Выскочили откуда-то еще двое и молча уставились, и тот, у ворот, тоже – вроде бы, прикидывают, как бы половчее прихватить.
Потом один закуривает и говорит:
– Таких еще не бывало.
– Факт, не было.
– Может, он есть хочет?
– Может, и хочет, кто его знает?
– Нет, не хочет, – говорит тот, что стену ремонтировал, – если бы хотел, сразу к корыту побежал, они все бегают…
– Верно, побежал бы.
– Факт, побежал бы!
– Значит, он не наш.
– Интересная версия. А чей?
– Их там сейчас, знаешь сколько? поди разберись.
– Теорию ифмафтетелевизма помнишь?
– Помню, ну и что?
– А то, что зазеркалье ничего так просто не выплевывает.
– Ну ты даешь! А лохматые?
– Лохматые? Лохматые пробирочные, им сам бог велел.
– Но ведь фоновая инвариантность почти неизменна…
– Правильно, но только не в точке сингулярности.
Тут они, вроде бы, обо мне забыли и принялись о чем-то спорить, а потом и говорят:
– Иди сюда, мы тебе каши отвалим, хорошая каша из бобов…
Только каши той я отведать не успел – что-то блеснуло в воздухе, как голубой хлопок, даже странно как-то запахло – серой, что ли, а потом сразу – «хрясь-ь-ь!!!», и один уже лежит, а во дворе Мясоеды дубинами размахивают и на этих самых в желтых телячьих панцирях напирают, а сами воют дикими голосами: «А-а-а!!! Кровопийцы, говнодавы, упыри белокожие, попались!!!» Я в такие моменты сам себя не помню, потому что в большой красный пузырь превращаюсь и ярости во мне хоть отбавляй и растет она у меня до тех пор, пока не лопается, и тогда – берегись! А Мясоеды гоняют тех в панцирях по двору и все норовят от клеток оттеснить.
Что там дальше было, не знаю. Забегали. Сирены завыли, а я того, что стену ремонтировал, ловко так боднул под живот, как раз туда, где у него место незащищенное. Хорошо так боднул – он даже присел, и прыгнул в эту самую незаделанную дыру и побежал. Только когда побежал, обо мне Незнакомец и вспомнил: «Ид-и-и сюд-а-а… иди-и-и сюда-а-а…» – зовет. В общем, добежал я до леса, а на лугу, странное дело, козел-не козел, пасется – белый весь и с двумя рогами. Слышу – а в голове: «Ника-а-а-к прибе-е-е-жал!.. ника-а-а-к прибе-е-е-жал!.. молодец». А потом, глядь, – уже не козел, а человек, поднимается и отряхивается. «Эко, тебя занесло, – говорит, – вроде бы, не положено…» А у самого прямо на глазах козлиные очесы в бороду превращаются. Пощупал он ее и говорит: