Размер шрифта
-
+

Нигде и никогда (сборник) - стр. 2

Насчет Полковника это он прав был – точно, без преувеличения. Сам могу подтвердить. Но мой брат со страху три дня на поляну не просился. По правде, и мне жутко было – вдруг Сержант какого-нибудь Мясоеда с собой притащит в отместку Полковнику.

Сержант, когда возвращается, чаще поселяется в локаторной. Одна комната там еще сохранилась, и из-за нее он часто ссорится с Лысым Ломтем, потому что Ломоть соорудил там коптильню, а на «дымок» ему наплевать. Сержант всегда свистит, чтобы мы его впустили – с Полковником-то у него дело дрянь, штатный армейский Кольт калибра 5,6 всегда наготове, и один раз Полковник уже продырявил Сержанту бок. Доктору пришлось порядком повозиться, чтобы вытащить его с того света, хотя, по его словам, он нее практиковал со времен Христа.

Кто такой Христос? Вы не знаете? Я тоже – понятия не имею. Какой-нибудь президент за этим чертовым Трактом. Как-то моя мать рассказывала что-то о нем. По-всему, он был порядочным прохвостом, раз его распяли еще до войны. Моя мать утверждает, что он наш отец. Хотел бы я быть сыном президента, хотя сейчас это ровным счетом ничего не значит. Правда, может быть, тогда Лысый Ломоть не вязался бы ко мне со своими глупыми разговорами о невесте и не изводил, когда жутко хочется спать, рассказами о жене-блондинке. Лично я блондинок в жизни не видел и даже не знаю, как они выглядят. Ломоть утверждает, что у нее были «голубые глаза в пол-лица и длинные-предлинные ресницы». Жили они в Оклахоме и имели собственное дельце – закусочную и станцию заправки на трассе в Додж-Сити. В тот самый день он полетел к приятелю в Калифорнию, а очутился здесь. Когда Лысый Ломоть доходит до этого места, голос у него становится хриплым, и он начинает заикаться, словно жует подгоревшую лепешку. Раньше в этом месте Гемоглобин всегда подавал голос из своего угла и говорил – «так даже лучше…» или «теперь живые завидуют мертвым…» В общем, успокаивал. Они всегда ладили – Гемоглобин и Ломоть.

Я сижу в темноте при свете коптилки, если спать не хочется, а Лысого Ломтя прорывает сразу после еды, и подмаргиваю брату, и оба хихикаем – всегда смешно, когда взрослые плачут. Мы даже иногда нарочно просим рассказать о семейной жизни – страшная умора глядеть, как он мычит и льет свои слезы. Он специально выбирает темное время, чтобы не было видно слез. Луны-то теперь нет. Раскрошили – одни осколки остались. «Лучше бы я не летел, – наконец стонет он, – лучше бы я не летел…» И так у него здорово получается, просто скребет за душу, что в этом месте у моего брата отвисает челюсть и может случиться припадок. Но все равно нам смешно – я же говорил, что Ломоть немного тронутый, хотя Доктор утверждает, что все мы здесь тронутые, но я себя таким не считаю, и Гемоглобин тоже не считал – даже когда у него все началось и Доктор переливал ему кровь. Гемоглобин всегда был веселым, вот с такой бородой и смешливыми глазами.

Страница 2