Ничья… - стр. 25
С силой начала отталкивать его от себя, – Пусти, пусти!
Он тяжело дышал и почти рычал.
– Не поздновато ли для скромности, Влада? Не глупи! Ты в моей постели! С расставленными ногами.
Не дает отползти, с силой срывает с нее трусы, расстегивает свою ширинку, другой рукой прижимая девушку к кровати за плечо. Больно, резко, оставляя синяки. Его взгляд цепляется за его татуировку на ее внутреннем бедре, сдавленно рычит, трет ее пальцем собственнически.
Влада что есть силы вцепилась в его руки, отдирает от себя, кричит,
– Васель, если ты это сейчас сделаешь, я тебя возненавижу раз и навсегда. Я не переживу второго насилия. Ты слышишь?! Чем ты будешь лучше него?! Что ты делаешь с нами?!
Вроде как услышал ее, отпустил, отшатнулся, встал, провел по взъерошенным волосам, зарычал, с силой сгреб лампу на тумбочке, упавшую на пушистый ковер с глухим звоном.
Влада свернулась в комочек, ощущая полную опустошенность. Он молчал, сел в кресло и закурил, и, как казалось, снова стал таким далеким и отстраненным. Никакой близости не получилось.
И вдруг его голос – надломленный, дребезжащий, пробирающий искренностью:
– Я не могу без тебя жить. Это убивает меня. Скажи, что и у тебя так же, что я не один горю в этом аду.
Он произнес это тихо, сдержанно, но в то же время как – то настолько глубоко и сердечно, что она сразу заплакала.
– Почему ты плачешь? – подошел, наклонившись над ней и гладя по голове.
– Я тоже, – все, что могла она сказать.
Они снова молчали, прижимаясь друг к другу.
– А как же она? – нарушила тишину Влада.
– Она для меня – ничто.
Влада повернулась к нему лицом и всмотрелась в чарующую голубизну его глаз. Ее сердце сжалось от той боли и страданий, которые она увидела на его красивом, немного осунувшемся и даже, казалось, постаревшем лице. Он изменился. И она понимала, что за этими изменениями стоит не праздное проматывание жизни золотым внуком.
– Ничто и всё… Потому что будет твоей женой… Будет рожать тебе детей… Будет носить твою фамилию… Это знание разрушает меня, Васель… Как и моя любовь к тебе, она меня изничтожает изнутри… Я люблю тебя. И мне не стыдно это тебе сказать. Ты сказал в больнице, что я ее убила. Не знаю, может я и убила твою любовь ко мне, но моя к тебе пока жива – и она бьется в агонии. Она при смерти. И я знаю, что она не сможет выжить от боли ежедневного предательства, которую мне сулит знание о том, что ты женишься на ком – то, что будешь делить с ней постель, смеяться за завтраками, оживленно что – то обсуждать за ужинами…
Она так ждала его опровержений, а он молчал, лишь крепко прижав ее к себе. И это молчание доводило ее до отчаяния гораздо больше его агрессии или презения.