Ничего они с нами не сделают. Драматургия. Проза. Воспоминания - стр. 51
ЖУКОВСКИЙ. Все так, но, возможно, стоило ответить тебе самому. Иногда молчание может быть дурно истолковано.
ПУШКИН. Да ведь не ко мне же он обращался. Ей-ей, на каждый чих не наздравствуешься. Как и на каждый непрошеный поцелуй. Я могу отвечать лишь за то, что говорю и пишу, но не за то, что про меня говорят и пишут.
ВЯЗЕМСКИЙ (с усмешкой). В самом деле, уж это ни на что не похоже: прославить взятие Варшавы, чтобы после страдать за Лелевеля.
ПУШКИН (не сразу). Ты прав. Довольно и того, что один мой друг ославил меня за то шинельным поэтом.
ВЯЗЕМСКИЙ (тихо). Речь шла не о тебе, ты знаешь.
ПУШКИН. Не обо мне, да про меня.
ЖУКОВСКИЙ. Опомнитесь. Этого еще не хватало – вдруг повздорить в такую минуту. Да и к чему тут старые споры. Время их давно разрешило. «Клеветникам России» – вещь высокая, прекрасная и делает честь имени твоему и твоей душе. Ах, Александр, если бы ты больше ей следовал. Публика, публика всему виной.
ПУШКИН (устало). При чем тут публика?
ЖУКОВСКИЙ. Она всегда при чем, всегда, постоянно. Она навязывает тебе свою досаду, корыстную озлобленность, мелочные обиды. Ты зависим от нее, а не стыдно ли быть тебе от нее зависимым – тебе, с твоим даром, с твоей душой?
ПУШКИН (кладет голову ему на грудь). Отче, как быть?
ЖУКОВСКИЙ. Да что же делать? Поеду к государю, постараюсь объяснить…
ПУШКИН. Скучно. Как скучно… Так, что и слов нет.
ЖУКОВСКИЙ (гладит его голову). Ну полно, полно… Сам ведь писал: служенье муз не терпит суеты. Меня не слушаешь – себя послушай.
ПУШКИН. Когда я писал… Я и забыл, когда… Стихи во мне точно умерли. Пуста душа, отче. Софи Карамзина за границу едет и все слезы льет. А по мне, хоть в Тмутаракань да подале от вашего чухонского болота. Бог ты мой бог, куда деваться?
ЖУКОВСКИЙ. Ребячество, Александр, ребячество. Стыдись. Ты уж отец семейства. Думай, как воспитать детей.
ВЯЗЕМСКИЙ. Уж в этом-то он не оплошает. Я забыл тебе рассказать, что не так давно было. Ворочаемся мы с женою домой. «А вас Пушкин дожидается». Прекрасно. Входим в комнаты. Теперь представь картину. Сидят они с Павлушей моим на полу и друг в друга плюются.
ПУШКИН. Прости, я точно виноват.
ВЯЗЕМСКИЙ. С тебя спрос невелик, но мальчику в тринадцать лет – это уж непростительно. В такие годы пора отвечать за поступки.
Пушкин хохочет.
ЖУКОВСКИЙ (разведя руками). Вот и повеселел. Дитя.
ПУШКИН. Не сердись, Петр. Человек так устроен. Сколько его ни учи, он все верит в то, что ему по душе. Разумеется, всякое свинство естественно, да ведь есть же край…
ВЯЗЕМСКИЙ. Ты десять лет назад мне писал: уж давно девиз всякого русского – чем хуже, тем лучше. Нет, что ни говори, ты смолоду был умнее.