Ничего общего. От космических пахарей - стр. 19

Впрочем, я увлекся. Молчание.

Макс выглядел… если вы любитель музыки позапрошлого века и хоть раз видели альбом «The Best of the Doors», моя задача сильно упрощается: это был он. Мощная шея, широкие скулы, безупречный нос, несвятой нимб черных кудрей. И губы, которые на любом другом лице – но только не на этом – можно было бы назвать по-женски пухлыми и чувственными, даже вульгарными. Именно они поднимали красоту Макса над контекстом пола, делая ее самодостаточной.

Конечно, он знал о моем к нему отношении. Не из-за своей проницательности – в плане интеллекта он был откровенно глуповат (боги могут себе это позволить). Он просто чуял меня как животное. И был уверен, что я сделаю для него все, что ему нужно.

Решив, что выдержал достаточную паузу, я спросил:

– Ты хочешь, чтобы я подменил его контрольные ключи? Совершил терминальное нарушение?

– Да.

– Да? И почему я должен это сделать? Вернее, зачем? Что я получу за это?

– Две вещи. Пять миллионов через полгода. А прямо сейчас – вот это… – Макс быстро огляделся. Мы стояли на краю пустынной Таганской площади на территории ватного кластера. Бесформенные в июльской жаре фигуры редких прохожих плавились в отдалении.

Я ждал этого, но подготовиться не сумел. Неожиданно его глаза оказались прямо напротив моих. Его губы… но нет, ни слова больше. То, что я почувствовал, принадлежит только мне. Да и не думаю, что вы были бы рады подробностям. Скажу лишь, что был несколько… разочарован.

Макс не заметил моих ощущений: такой возможности он просто не допускал. Мы молча двинулись дальше вдоль утробно гудящей стальной набережной Защитного канала к центру площади, туда, где ее делила полоса из двух идущих рядом широких цветных линий – оранжевой и зеленой. В пятидесяти метрах от канала полоса переходила в специально сохраненный тридцатиметровый фрагмент двойного же бетонного забора высотой два с половиной метра, утыканного сверху железными шипами и густо увитого колючей спиралью безнадежного вида. Все металлические элементы забора были выкрашены светлым металликом, а в его середине – это был самый центр Таганской площади – зияла брешь, которую занимал памятник на высоком постаменте из темного камня. На нем сверлили друг друга тяжелыми взглядами два трехметровых мужчины. Одной рукой, отведенной назад несколько танцевальным жестом, каждый из них сжимал дуло устаревшего огнестрела, упертого прикладом в землю, а другой держался за свой край толстого бронзового листа, олицетворявшего Договор о сосуществовании. Левый воин с длинным гладко выбритым лицом был одет в подобие старинного военного пиджака с высоким воротом, а наряд правого, с аккуратной бородкой на круглой скуластой физиономии, больше всего походил на простеганную полосами лыжную куртку. Оба были покрыты разновозрастными пятнами оранжевой и зеленой краски, а на сумрачной грани постамента криво белела многократно затертая и восстановленная размашистая надпись: «Два гомобрата – креакл и вата».