Ни ума, ни фантазии - стр. 16
Приехали сюда Игорюшка и Зоечка из ещё более глухой провинции – деревеньки с живописным названием «Дома́».
Зоечка носила модный пуховик, за бешеные деньги купленный в Новосибирске, а в нагрудном кармашке прятала платок, которым утирала иногда свой трогательный носик. Глаза у неё лучились благодушием, хотя она вообще-то не пила. Вернее, пила, но только один раз в жизни, на выпускном. Когда вернулась домой, она раз сорок у матери спросила:
– Мам, а я красивая?
В другое время из Зоечки могла бы выйти замечательная революционерка-демократка. Но нет – это была просто умная и прозорливая женщина, ведшая торговлю на рынке. В разное время продавала колготки, шахматы или пирожки – в зависимости от настроения.
Её муж, с нею неразлучный с седьмого класса, был нордически суровый мужичина. Ростом с осину, с очень понятным носом и лбом. На все новости и события он предпочитал хмыкать. Могло даже показаться, что его ничем не пронять… Но если тронуть нужные струнки, если заговорить с ним о Чехове, – усы его трепетали от удовольствия. (Он очень любил представляться неудачливым драматургом.)
За годы в Аэрославле он сделал нехилую карьеру – от шахтёра до водителя в местной типографии, пробавлявшейся только за счёт госзаказов. (Обычно заказывали листовки и календари для Аэрославского аэродрома.)
И вот – лето шло. Снег подтаивал, где-то осмеливались показаться ручейки, травинки то подымались, то прятались осторожно. Во дворе ребята лабали на гитаре и играли в волейбол (они в него игрывали и зимой, но летом приятней всё-таки). Единственная, кажется, случайно залетевшая, синица оглашала песнопениями весь Аэрославль.
Это был пятнадцатый день дня. И как приятно, придя с работы, развалиться на креслишке, включить радио и распахнуть газетку о двух листах. «Как самый настоящий взрослый дядька», – думал Игорюшка.
В нагрудном кармане рубашки у него лежала котлета и грела душу.
Обмотанная шалью, как шарфом, явилась жена. В руках у неё был огроменный ящик. Зоечка вообще обходительна и тонка, но голос у неё развязный и наглый, как у завзятой торговки:
– Ишка! Глянь, чего я притащила!
Не убирая газеты, Игорюшка посмотрел на Зоечку, выставил подбородок и хмыкнул. У него было замечательное свойство: Игорюшка умел молчать так, что всем казалось, будто он уже знает всё, – так что собеседнику приходилось бросать всё и оправдываться.
Но не жене.
– Чего молчишь нерадостно? – сказала она.
– Но я же не знаю, что ты притащила. – Игорюшка неохотно встал из кресел и взял ящик. – Хм. Это ж сколько ж там весу? – прокряхтел он.