Ни о чём… - стр. 2

– Ну, вот, тётечка, а говорите, что из ума выжили, не помните ничего.

– Да… Так то ж всё о прошлом, какое у меня будущее… Есть ли оно?

– Полно вам, никто про себя знать не может, что случится, да как. А для вас, вон сколько думок припасено! Сидеть, перебирая их в памяти, жизни не хватит!

– Так вот то-то и оно… – Вздохнула тётя, и перевела взгляд на окно.

Январь. В гриве травы, примятой стаявшим снегом, запутался брошью паук. Будто в навязчивой липкой шерсти шарфа. Стройные худые ножки скользят по сухим занозистым стеблям, вздрагивают от прикосновения к холодному, сам паук подобравшись весь, едва ли не в шар, кажется серой жемчужиной, потрескавшейся от того, что залежался в углу шкатулки, вдали от тёплого тела. Ему было бы воспарить, хотя ненадолго, покачаться в паутинке, отстранившись от холода со всех сторон, но всё, что ему оставалось – зябнуть, воздыхать, да увЫкать1. Сколь не жмись – нейдёт паутина об эту пору, присохла зубной пастой внутри сжатой в кулаке оловянной трубочки.

Шарит паук по сторонам маковыми крупинками глаз, да суетится, трогая нежно русые травинки, перебегает от одной к другой, выбирая, – которая посуше, поглаже, потеплее. А и нет ни единой. Все – одна к одной, холодны. Брошен горемыка в зиму, вылупился курушёнком2 к Рождеству.

– А ежели он сам напросился? Ибо не видал ещё в своей жизни ни одного января!

– Может и сам.

Серый день собирался в мутную лужу сумерек с рассвета, а как настал вечер, луна, что распустилась одуванчиком на пригорке облака, разглядела в глазах паука, кой всё ещё тщился согреться, выражение, о котором она вряд ли когда позабудет. Паук открыто, искренне восхищался ею: единственным ярким пятном на небе, единственно чистым местом округи в этот час.

Январь. В траве сидит паук…

Ухватив за краешек, ветер тянул с небес фату облаков. Очень уж хотелось ему подглядеть, что там под нею. Не мог вытерпеть никак, пока снимут его по доброй воле, или не затрётся сам до дыр тот покров, да осыпется снегом на землю, смешается с мёрзлой пылью дороги.

Весёлый, озорной блеск глаз звёзд, обескровленный лик луны, заметно бесстрастный и нарочито холодный, манят к себе неудержимо. Не выдержав настойчивости ветра, напоровшись о край леса, расползалась вуаль, роняя холодные белые крошки снежных нитей. И остался от неё вскоре лишь тонкий, завёрнутый едва, обмётанный горизонтом край, а больше ничего.

Стоишь вот так вот, бывало, задравши голову вверх, стараясь угадать, которая из холодных хлопьев растает на лице первой, и вспоминаешь, как вырезывал с бабушкой из бумаги снежинки, дабы украсить комнату к Рождеству.