Незримые фурии сердца - стр. 9
– Что-то не похож ты на плохого парня, – сказала мать.
– Ты меня не видела, когда я разойдусь.
– Ладно, учту. А расскажи о своем друге. Сколько он, говоришь, живет в Дублине?
– Уж больше месяца.
– Давно его знаешь?
– Давненько. Познакомились пару лет назад, когда его отец купил ферму по соседству с нами, и с тех пор мы не разлей вода.
– Наверное, так, раз он подыскал тебе работу. Многие думают только о себе.
Шон кивнул, посмотрел в пол, затем – на свои ногти, потом – в окно.
– Портлаоз, – прочел он мелькнувшую вывеску. – Подъезжаем.
– У тебя есть братья или сестры, которые будут по тебе скучать? – спросила мама.
– Нет, я единственный ребенок. После меня мама больше не могла рожать, и отец ей этого не простил. Гуляет, знаешь, налево. У него несколько любовниц, но никто ему слова не скажет, потому как священник наш заявил, что мужчине потребна многодетная семья, а бесплодное поле никто не возделывает.
– Надо же, какая прелесть, – усмехнулась мама, но Шон нахмурился. Плохой-то плохой, однако потешаться над церковниками он не привык.
– А у меня шесть братьев, – помолчав, сказала мать. – У пятерых в башке солома вместо мозгов. А самый младший, Эдди, с кем я хоть как-то общаюсь, готовится стать священником.
– Сколько ему лет?
– Семнадцать, он на год старше меня. В сентябре поедет в семинарию. Не думаю, что ему это в радость, поскольку он жуткий бабник, уж я-то знаю. Он, понимаешь, самый молодой, а ферму уже поделили два старших брата, два средних станут учителями, пятый ни на что не годен – у него мозги набекрень, и потому для Эдди ничего другого не остается. – Мать вздохнула. – Все, конечно, ужасно всполошились, а я теперь ничего не увижу. В смысле, его приезды на каникулы, семинаристскую форму, его возведение в сан епископа. Как думаешь, падшие женщины могут посылать письма своим братьям-семинаристам?
– Об этом я ничего не знаю, – покачал головой Шон. – Можно один вопрос, Кэтрин? Но если не захочешь отвечать, пошли меня ко всем чертям.
– Ладно, валяй.
– А отец ребенка не желает… так сказать, разделить ответственность?
– Он считает, что уже разделил. И вне себя от радости, что я убралась с глаз долой. Если б всплыло, кто он такой, случилось бы смертоубийство.
– И ты совсем не обеспокоена?
– Из-за чего?
– Как справишься сама.
Мать улыбнулась. Мелькнула мысль, приживется ли в огромном Дублине такой простодушный, добрый и даже слегка наивный парень.
– Конечно, я обеспокоена, – сказала мама. – До одури. Но еще и взбудоражена. Мне претило жить в Голине. Это к лучшему, что я уехала.
– Я тебя понимаю. Западный Корк творит с тобой черт-те что, если в нем задержаться.