Незнакомка с родинкой на щеке - стр. 33
Я горячо поблагодарила Степана Егоровича. А после вышла, чтобы принести из спальной книгу, должную вернуть. И не переставая думала о Фустове: дворянского рода, учился в Сорбонне, поссорился с родными и устроился в полиции… весьма любопытная биография. Вспомнила и хорошее лицо с внимательными глазами. А, возвращаясь в гостиную, уже точно знала, что рискну довериться этому господину. Была ни была.
Однако мысли о расследовании пришлось оставить, ибо я успела к самому разгару очередного спора:
– Бросьте, Степан Егорович, – вяло отмахнулся мой супруг на какую-то реплику Кошкина, – вы сами знаете, что это были революционеры.
– А ежели все-таки не они? – проявляя чудеса выдержки, ровно ответил тот.
– А ежели это не они – вдруг – то убийства, ими совершенные, возобновятся в самом ближайшем времени. Революционеры не остановятся, покуда жив хотя бы один из них. Это и младенцам понятно. А власти миндальничают и, вместо того, чтобы вешать как собак – внимают письмам женушек и маменек да заменяют казнь ссылками!
Кошкин глядел хмуро, краснел от возмущения и несогласия, а на последнем утверждении все-таки не выдержал:
– Позвольте, Евгений Иванович, но властей и жандармерию обвинять в мягкости – это уж слишком… Виновные в убийстве императора были найдены тогда в течение месяца! И казнены через повешение. Все! А за последующие два года точно так же казнены и более-менее видные деятели «Народной воли». Да и прочие, лишь едва связанные с сей организации арестованы и отправлены в ссылку.
– Ну-ну, казнены… Вам напомнить, как эту ненормальную, Веру Засулич, отпустили на все четыре стороны в зале суда? После того, как она при свидетелях стреляла в Трепова!
– То было в семьдесят восьмом, до убийства на императора… И, потом, Трепов все-таки выжил, – отвечал теперь Кошкин не очень уверенно.
– Вот то-то и оно! Чтобы наши власти начали шевелиться, непременно сперва нужно кого-то убить!
– Ах, господа, прошу, не будем о политике… – взмолилась Долли, ибо беседа давно уже перестала быть пустой светской болтовней.
– …А ссылки эти – смех да и только, – не слушая нашу гостью, продолжал Ильицкий в запале, – им в ссылках живется сытнее и вольготнее, чем нам с вами в столице. Переписка с европейскими революционерами для обмена опытом? Пожалуйста, сколько угодно – стоит лишь проявить фантазию! Писание этих их мемуаров с последующей пересылкой сюда, в Петербург? Опять же сколько угодно! И те мемуары читают здесь с большим любопытством, смею вам заметить, Степан Егорович! А лет через пятнадцать-двадцать эти деятели выйдут на свободу и всем скопом вернутся в столицу. Совсем еще не старые и ни черта, кроме как мутить воду да делать бомбы, не умеющие. И они обязательно найдут себе последователей здесь – среди тех, кто на их мемуарах вырос! Как вы думаете, Степан Егорович, за кем тогда будет сила? За нами – или за ними?! – он неопределенно мотнул головой куда-то за окно.