Незнакомцы в поезде - стр. 35

– Ну ты и соня!

Мать хлопнула в ладоши у него перед носом. Бруно заморгал и улыбнулся. Мать поправляла чулки, и он с грустью подумал: как много всего произойдет, прежде чем он снова увидит ее ножки. У нее были такие стройные ножки, Бруно всегда ими гордился. Самые красивые на свете, несмотря на возраст. Не зря ее выбрал сам Зигфелд,[6] уж он знал толк в женских ногах. А потом она вышла замуж и вернулась к той самой жизни, от которой когда-то бежала. Ничего, скоро он освободит ее, хоть она пока об этом не знает.

– Не забудь отправить.

Бруно вздрогнул при виде двух гремучих змей у себя над лицом. Это был подарок Капитану – вешалка для галстуков, сделанная из коровьих рогов и украшенная чучелами двух маленьких гремучих змей, скалящих друг на друга зубы по бокам от зеркала. Капитан ненавидел всякое барахло вроде вешалок для галстуков, ненавидел змей, собак, кошек, птиц… Хотя что он вообще любил? Словом, эту пошлую вешалку он возненавидел бы с первого взгляда, именно поэтому Бруно убедил мать купить ее ему в подарок.

Долго ее убеждать не пришлось.

Бруно нежно улыбнулся гремучим змеям.

Он зацепился носком за треклятую брусчатку, с чувством собственного достоинства встал на ноги, заправил рубашку в штаны. Хорошо, что он потерял сознание в переулке, а не на людной улице. Его ведь могла подобрать полиция, и тогда он опоздал бы на поезд. Бруно остановился, полез за бумажником и стал панически шарить по всем карманам, заподозрив пропажу. Но нет, бумажник нашелся. Руки дрожали, так что он с трудом различил время отправления – десять часов двадцать минут. На уличных часах десять минут девятого. И сегодня воскресенье. Да, конечно, воскресное утро, все индейцы нарядились в чистые рубахи. Он настороженно смотрел по сторонам – не крутится ли где неподалеку Уилсон. Хотя Уилсона вчера нигде не было видно, да и вряд ли он выйдет в такую рань. Ни к чему Уилсону знать, что он уезжает из города.

Перед ним внезапно раскинулась шумная Плаза – куры, дети, старики, по обыкновению завтракающие кедровыми орешками. Он остановился и сосчитал колонны Губернаторского дворца – просто чтобы убедиться, что сумеет досчитать до семнадцати. Сумел. Похоже, эта шкала измерения трезвости уже никуда не годилась. Мало того что он страдает жутким похмельем, у него еще и все тело ломит после сна на треклятой брусчатке! И зачем было вчера столько пить?! Бруно задавался этим вопросом почти со слезами. Просто он остался один, в таких случаях он всегда пьет больше, чем следовало бы. Да какая разница! Он помнил гениальную мысль, озарившую его накануне за просмотром игры в шаффлборд