Незнакомцы на мосту - стр. 68
Крински громко рассмеялся, но Абель вдруг резко спросил:
– А он не пишет, сколько таких же передатчиков захватили мы и использовали в тех же целях?
Ходили слухи, что войну Абель провел агентом в фашистском тылу.
Когда Абеля вернули в камеру, я спросил Крински, оказавшегося действительно по-дружески настроенным, могу ли передать Абелю экземпляр книги Шелленберга. Крински замялся, а потом сказал, что, судя по всему, текст был посвящен шпионажу, а правила тюремных властей США запрещали заключенным читать что-либо, способное подвигнуть их вернуться к той преступной деятельности, за которую они и понесли наказание.
Теперь настала моя очередь рассмеяться.
– Офицер советской военной разведки с тридцатилетним стажем, – отметил я, – едва ли настолько впечатлителен, что его «собьет с пути истинного» любая прочитанная им книга. К тому же шансы на оправдание Абеля фактически равнялись нулю.
Мне удалось убедить главу надзирателей в своей правоте. Крински лишь объяснил, что книга должна прибыть в тюрьму прежде никем не прочитанной и напрямую от издателя. А потом с неподдельным любопытством спросил, неужели меня никогда не преследовали угрызения совести, что я стал защитником Абеля. Он честно сказал:
– Лично я не сумел бы решиться ни на что подобное вашей миссии.
– По всей видимости, мы очень разные люди, – отвечал я, – а моя совесть чиста, как никогда прежде. – Он только пожал плечами.
Когда я вернулся в офис, мне передали сообщение Дебевойса о том, что представитель властей ранее в этот день принес нам список своих свидетелей. В нем значились шестьдесят девять фамилий, тридцать две из которых принадлежали агентам по особо важным делам ФБР. Числились там также Хейханен и сержант армии США Рой А. Родес.
Суббота, 21 сентября
Защита целый день трудилась не покладая рук. Я составил черновик нового дополнительного варианта письменных показаний на тему законности проведения обыска и изъятия имущества. Мною был обнаружен факт, который мог значительно усилить отстаиваемый нами тезис, что помимо действий, произведенных строго в рамках закона для правоохранительных органов, ФБР осуществило также тайные обыски в контрразведывательных целях, а обнаруженные в ходе подобных обысков улики считались непригодными для предъявления в суде. Признание со стороны ФБР подобных «секретных» обысков подтвердило бы нашу позицию о нарушении в данном случае конституции США.
Я наткнулся на эту поистине золотую жилу накануне вечером, когда внимательно перечитал снискавшую огромную читательскую популярность «Историю ФБР», написанную Доном Уайтхедом. Одно из примечаний в книге поясняло, что помимо расследований в целях получения «юридических улик, допустимых для демонстрации в суде», ФБР также регулярно проводило так называемые «тайные» операции в чисто разведывательных целях. Такая практика, говорилось в книге, применялась, например, если возникала необходимость получить негласный доступ к документам лица, подозреваемого в шпионаже. Поскольку точность изложенных в книге фактов подтверждалась в предисловии лично директором ФБР Дж. Эдгаром Гувером, подобные заявления не могли восприниматься иначе как правдивые.