Неживая вода - стр. 28
Пугало с соседского огорода? Вошедший больше напоминал мертвяка.
Его ноги врастали в пол, будто корни деревьев. Будто он сам только что поднялся из могилы – неподвижный, безликий, не имеющий ничего общего с человеком.
Мертвый.
Да и каким еще может быть навий?
Силуэт вошедшего уже не казался таким грязно-серым, как возле плетня, и мальчик понял: чужак был с головы до ног покрыт не пеплом, а кровью. Зарево пожара подсвечивало его фигуру, и Игнат видел, как вспыхивают и гаснут за его спиной золотисто-оранжевые искры.
– Заме… чательно.
Слово прозвучало глухо, надломилось посредине, словно его с трудом вытолкнули из окостеневшей гортани. Казалось, существо давно разучилось говорить и теперь еле ворочало омертвелым языком. Игнат услышал, как испуганно захныкала Званка. Тогда фигура качнулась, начала крениться вперед. Где-то вверху, в туманной мгле, где должно было находиться лицо, сверкнул болотный огонек зрачка.
– Не надо, пан…
Новый голос заставил Игната вздрогнуть и еще сильнее вжаться спиной в бревенчатую стену. Но это была всего лишь бабка Стеша.
– Не надо, – повторила она. – Это только дети. Что вам до них?
Существо молчало. Белая, как льняное полотно, Званка все так же стояла у стола, но Игнат уже видел, как напряглись ее колени, и понял: Званка готовится бежать.
– Мальчик-то – мой внук, – продолжила говорить бабка, стараясь, чтобы ее голос звучал убедительно и ровно. – Да только прока с него не будет, пан. Дурачок он.
Фигура качнулась снова.
– Не… интересует, – раздался глухой голос, будто ветер дохнул в печную трубу. – Только… она…
Голова наклонилась вперед, со свистом вошел в мертвые легкие пропитанный гарью воздух – существо принюхивалось.
– Сла… адкая…
Вот тогда Званка закричала – так могла взвыть попавшая в западню лисица. Она оттолкнулась от стола, бросилась головой вперед. Ее гибкое тело вильнуло в сторону – Званка хотела обогнуть вставшую на пути фигуру. Но сейчас же этот неподвижный, вросший в землю силуэт с удивительной ловкостью скользнул навстречу. Игнат увидел, как выхлестнула вбок сухая рука, тускло и страшно блеснул металлический коготь. И Званка забилась, как попавший в силок зимородок.
– Нет, пожалуйста! Нет! – истошно кричала она. – Мама! Па…
Черная лапа легла на ее лицо, и крики превратились в неразборчивые всхлипы. Со своего места Игнат видел, какими обреченными и остекленевшими вдруг стали ее глаза – будучи живой, она уже принадлежала нави, иному миру, откуда нет возврата. Это поняла и бабка Стеша, которая ухватилась за навия и заговорила просяще:
– Может, пустите ее, пан? С нее все-таки прока не будет, мала еще. Нешто вы себе кого получше не выберете, пан? Пустите…