Нежеланный ребенок мажора - стр. 22
– Паша, тебе на работу уже пора, – вскакивая, начинает суетиться сестра, – пойдем, я провожу тебя и по дороге расскажу, как мы сходили к гинекологу…
– Беременна? – ехидный голос Тимофея раздается совсем рядом. Поднимаю глаза и встречаюсь с его насмешливым взглядом. Темные ресницы обрамляют красивые глаза, заставляющие постоянно ими любоваться. Мне необходимо взращивать равнодушие к нему, но я не могу, это сильнее меня.
В его присутствии я просто беспомощная глупышка с наивными мечтами. Как фанатка, увидевшая своего кумира. Поклоняюсь его красоте, а сама понимаю, какой он гадкий и ужасный, смеется над моей бедой.
– А тебе-то сто? – буркаю с присущим мне сейчас шипением.
– Он что у тебя, слепо-глухо-немой? – хмыкает Тимофей, качаясь с носка на пятку.
Молчу, крепко-накрепко стискивая губы, чтобы не издать ни звука. Что за детский сад – издеваться над дефектом речи? Ему же не двенадцать, в конце концов!
– Я имею в виду, – не жалея меня, объясняет, – что не понимаю, чем ты привлекла кого-то. Ты только и ходишь, что на лекции и в библиотеку. Ты там соблазнила этого прыщавого ботаника? Он очки потерял и не заметил, как тебе вставил? А может, вы оба не в курсе, откуда дети берутся?
Меня будто обдает ведром холодной воды. Взвиваюсь на постели, вскакивая напротив ухмыляющегося Тимофея. Господи, какой он ужасный! Мне хочется вопить, но я лишь толкаю его в сторону выхода.
– Уходи!
– О, голос прорезался! – ржет он. – Слушай, ты, убрала руки! – ловит он меня за запястья и отстраняет от себя. – Уже обрадовала папочку своего зародыша? Чего ждешь? Давай, скажи его имя моему отцу, чтобы он отстал от меня. Свали из этого дома, чтобы мне не пришлось присматривать за тобой, убогая!
Зажмуриваюсь, чтобы отгородиться от кошмара. Но нет, это не поможет. Человек, которого я боготворю, считает меня убожеством и мечтает избавиться от нас с сестрой.
Люто ненавидит.
Янтарные глаза пышут отвращением ко мне, слова ядовитые, колючие, они меня ранят, оставляя кровавые следы и шрамы, от которых нипочем не избавиться. Такое не забудешь.
Поднимаю руки. Словно сдаюсь. Отступаю на шаг и пялюсь на Тимофея. Мы боремся взглядами, а взгляд сейчас мое единственное оружие, ведь эти чертовы брекеты разоружили меня и лишили способности защищаться.
Приходится молчать, чтобы не дать повод гадкому мажору издеваться надо мной.
«Убогая. Убогая. Убогая», – звучит на репите.
Не так обращаются к той, кто заслуживает хоть капли симпатии, совсем не так. В этом слове настолько концентрированная ненависть, что даже страшно. Чем я заслужила ее?