Нежелание славы - стр. 1

У Хлебникова нет и, наверно, никогда не будет «массового читателя». Он «поэт для поэтов», как сказано самими поэтами!

Он наивен и чист, несуетен и задумчив, нездешний и приязненный, то ошибается, то приводит нежданно к кладу, оставаясь равнодушным. Какая-то изначальная в нем необщность, такая ранняя личность и чувство ее, что на всех (немногих, впрочем) фотографиях детства и юности он весь – сам в себе, словно внешний мир ему нелюбопытен. Какая-то фатальная самоуглубленность, выражение страстотерпца уже в эти годы! Кажется, никогда эти глаза не знали оживления, лицо не озаряла улыбка… Все свое в этих глазах, свое небо, своя синь…

Столь разные люди, а если присмотреться: схожесть! Может просто «генетическая тайна» русского лица? Схожесть Хлебникова и Блока (вслушиваются: первый в себя, второй – во вселенную!), Хлебникова и Булгакова, Хлебникова и Белого. И даже Хлебникова и Лермонтова (с портрета Палена).

У всех – при всем различии – еще и такая общность: эта прозрачная бездонность глаз. Лицо лишь сопровождает неслышный полет!

«Мы ленивы и нелюбопытны»… В большом однотомнике «Совписа» «Велимир Хлебников, Творения», есть фотография «Хлебников Велимир с херсонской знакомой Бондаренко, 1912 г.». Стало быть, Хлебников был в Херсоне, в городе, ставшем моим детдомовским приютом спустя двадцать с лишком лет! Удержусь от «математических гороскопов», к которым поэт был столь горячим охотником! Странно, что земляки мои не кинулись в поиски: кто такая Бондаренко? Лицо девушки – провинциальной горожанки. Угол небольшого, видать, глинобитного, дома, каких я еще помню на Забалке, на Военке и других предместьях Херсона…. В сущности – все мало отличалось от деревенского.

Бондаренко – красива, похожа на итальянскую кинозвезду Джину Лоллобриджиду. Такие же большие, жгучие черные глаза, такие же черты лица. Улыбается, кажется, вот-вот и Хлебников улыбнется. У Бондаренко над головой – поднятая плетенка ивовая, видать, с какими-то овощами, увенчана и голова поэта такой же плетенкой. На Бондаренко – платье (отделка, затейливы сборки ворота, рукавов, на груди), по которому можно судить, если не о богатстве, то о достатке.

Ау, все Бондаренко Херсона (сколько? Не больше ста ведь!), откликнитесь! Кто знает, узнает на фотографии тетку, бабушку, прабабушку?.. Молодую женщину, дарившую поэту не только кров: любовь…

Хлебников любит пророчить. Он, например, замечает роковое значение для числа 28, видит в нем «закон поколений». «Истина разно понимается поколениями. Понимание ее меняется у поколений, рожденных через 28 лет». Пестрят имена и годы рождения великих. Можно по-разному относиться к этому «закону» – но комментарий поэта к времени, к личности родившихся, к их значению в истории – глубока, неожиданна, привлекает внимание, побуждает к долгому раздумью.

Поэт был бы велик уже тем, что ему достало мужества идти в поэзии необщим, своим путем. Был ли он футуристом? Думается, он и в среде футуристов – был футуристом!.. Скорее всего, что он был найден, причислен, будучи всегда: Хлебниковым. Он был бы велик уже совершенной – фатальной – отрешенностью в безразличии к печати, к тому, что дает: имя поэта. И в этом он тоже один: Хлебников… Стихи и проза его – точно не промытый, не просеянный золотой песок, в котором то и дело блещут золотинки!.. Это золотинки прозрений, которых ни у кого не встретишь. Поток мыслей, поток сознания – все вне времени и пространства всеобщего, потому что – в вечности…

В сверхповести, например, «Зангези» Хлебников приводит своеобразный «толковый словарик», весь он по поводу слова «ум» в сочетании с разными предлогами. И сколько нового мы узнаем об этом слове, главное, о том, что оно означает!

«Выум – это изобретающих ум. Конечно, нелюба старого ведет к выуму.