Незавершенная Литургия - стр. 5
– Давай-ко, братец, провода повырвем с нее. Поди знай, может, и впрямь долбанет. Ну ее к лешому! Как эта беда здесь нарисовалась?.. Может, пацаны повесили? Я тут ее даве не видал…
– Так, дед, ты провода не трогай, а пойди скажи братве, пусть вернутся в лодку. А я крутану ручку, если там, на двери, толовая шашка, то не надо тут полдня возиться. Дверь вылетит как пробка из шампанского!
– Спятил ты, паря! А как, если все завалит, к чертовой бабушке? Стены-то на честном слове держатся.
– Иди, дед, иди. Свистните мне, когда будете в лодке.
– Ну, шальной ты… – буркнул проводник, но поплелся в сторону лодки, оглядываясь и качая головой.
Очкарик бережно снял крепко засевшую в березовой рогатке тяжелую железку, присел за широкий ствол дерева. Спустя несколько минут он услышал свист, оглянулся на церковь и резко крутанул ручку. Сначала она сопротивлялась, а затем послушно провернулась, издав характерное жужжание. Парень зажмурился и вжался в ствол. В мертвой тишине лишь прокричала ворона, а затем вместо ожидаемого взрыва раздался грохот железной крыши.
– Ну вот, – огорченно усмехнулся молодой, крутанул еще пару раз, выглянул из-за березы и разочарованно водворил механизм на место.
Когда он подходил, все послушно сидели в лодке.
– Фейерверка не будет, – засмеялся он. – Работаем по плану. А знаете, вы похожи на Мазая и зайцев.
– Вечно ты со своими приколами. – Здоровяк вышел из лодки и взялся за огромные гидравлические ножницы. – Мы тут, пока ты эксперименты ставишь, уже полдела сделали.
Окно зимнего храма, возле которого стоял очкарик, уже лишилось рамы, и в нескольких местах кованая решетка была изуродована, буквально разорвана домкратами. Здоровяк подошел к окну, пристроил свои кусачки, и ржавый металл стал послушно распадаться под беспощадным инструментом. Спортсмен сооружал из досок сходни. Маленький мужичок на плоту устанавливал крепеж, что-то вроде стеллажей. Дед молча курил, наблюдая за суетой у окна. Очкарик в соседнее окно вглядывался в темноту храма. Наконец, когда последняя связка металла поддалась, здоровяк царственным жестом опрокинул решетку. Она послушно упала на желтые листья. Дощатые сходни легли к провалу окна. Здоровяк пнул внутреннюю раму, и она сразу рассыпалась.
– Милости прошу!
– Спец! Хвалю, – похлопал его по плечу молодой и вошел внутрь.
За ним последовали все. Последним зашел седой проводник.
Пока глаза привыкали к сумраку, можно было видеть лишь тусклый блеск иконных окладов и вздувшиеся полы, густо посыпанные обрушившейся потолочной штукатуркой. Но затем убранство храма предстало во всем своем великолепии.