Незавершенная Литургия - стр. 21
Матушка Зосима, игумения Горицкого монастыря, скрывалась в деревне от ареста. Сильно боялась. Пока однажды не посетила ее блаженная Асинефа и говорит: „Давай одеждами меняться. Я твое игуменское одеяние возьму, а ты мои лохмотья. Придут, спросят: «Кто Зосима игумения?» Я скажу: «Это я». Меня расстреляют, а ты живи. Зато я сразу «пиф-паф» – и в Царствии Небеснем“. Поняла вразумление игумения, не стала меняться, а когда пришли ее арестовывать, вышла с радостию, как на праздник».
Литургия продолжалась. Хор протяжно пел: «Го-спо-ди по-ми-и-луй», пока настоятель читал тайную молитву на просительной ектенье. «Иже служение службы сея открывый нам, и положивый нас грешных, за многое Твое человеколюбие во еже приносити Тебе дары же и жертвы о наших гресех и о людских неведениих!»
Вновь солнечный лучик на какое-то время озарил алтарь. В такие моменты, когда природа улыбалась, хотелось верить в то, что вокруг тебя мир и благополучие. Солнечный свет высекает из памяти детскую радость и зажигает свечи самых сказочных воспоминаний. В такие минуты и алтарь не только олицетворяет рай, но и является таковым. В клубах кадильного дыма, подсвеченных солнцем, есть ощущение облачного парения. Гармонию дополняет стройное пение, ароматы фимиама и золотое убранство иконных окладов. Сердце переполняет тихое ликование и любовь. Хочется заключить в объятия весь мир.
«Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы»…
Храм Покрова виднелся издали, словно большой белый корабль, он выплывал, окруженный всюду водой. Он располагался на небольшом зеленом мысу, который за долгие годы существования здесь храма «зарос» могильными крестами и был окружен каменной оградой с ажурными коваными решетками. Там, где мыс смыкался с берегом, пролегала болотистая ложбина, практически непроходимая бо́льшую часть года. Единственным путем, ведущим к храму, был длинный деревянный мост на сваях, переброшенный через речной залив, а с того берега добирались на лодках, возле сторожки в реку выдавался причал. Храм настолько гармонично вписывался в окружающий его пейзаж, что, казалось, создан он не руками людей, а сам вырос здесь, как березы на берегу.
На голубом небе клубились серые тучи, солнышко то озаряло все кругом, зажигая краски, то пряталось, и тогда на первый план выходила унылость осенней природы. Деревья уже по большей части лишились своей листвы, и сквозь кружево голых ветвей все прекрасно просматривалось: и домики церковного хутора, и ровненькие квадраты церковных огородов, и дорога, ведущая к храму. По этой дороге неспешным шагом ехали два всадника: один в кожаной куртке и портупее, в форменной фуражке, с маузером в большой деревянной кобуре, а другой – в невзрачном овчинном полушубке, подпоясанном армейским ремнем, и сером картузе. Они оживленно беседовали, то и дело указывая руками на белевший впереди храм. Позади них плелась старая лошаденка, запряженная в скрипучую телегу. Реквизированная в ближайшей деревне подвода управлялась своим хозяином, который предпочел сопровождать представителей власти лично, чтобы уж наверняка получить обратно небогатое, но свое имение. На телеге, кроме возницы, сидели еще четыре красноармейца. Сгрудившись в кучу, они зябко курили, над головами их, задевая друг друга, бряцали штыками длинные винтовки.