Незапертая дверь - стр. 22
По участку Чемоданов ходил с таким блаженным и умиротворенным лицом, какого Катя никогда у него и не видела.
Старая дачка, с остатками зеленой краски и резным, кружевным, когда-то белым, а теперь облезлым, балкончиком и задиристым петушком-флюгером на крыше, доживала последние дни. Чуть покосившаяся, наклоненная на левый бок, с мутными окнами, небольшой терраской и поколовшейся шиферной крышей, она, казалось, грустила. А сколько счастливых, радостных и шумных дней она видела, какая большая и дружная семья собиралась на этой терраске, где стояли самовар и толстые дачные чашки в красный горох – грубые, тяжелые, но любимые и уютные, в которых дымился густой темно-бордовый чаек, сдобренный ароматными травами – листьями смородины, иван-чая и душицы.
Дразня и зазывая, на большом блюде лежали свежеиспеченные бабушкины плюшки – с вареньем, тушеными яблоками и просто посыпанные сахарным песком. Кстати, последние, «пустые», как называла их бабушка, маленький Чемоданов любил больше всего. В простой керамической вазе стоял пышный букет только что срезанных флоксов, и их неповторимый аромат витал по всему дому.
После чая дед спал в гамаке, а бабуля уходила к цветам.
– И как здесь все помещались, – недоумевал Чемоданов, – уму непостижимо! Дед с бабушкой, я, бабушкина племянница старая дева Зиночка, смешная, пугливая и плаксивая, – дед над ней насмехался, а бабуля жалела. Еще дедов брат, мой двоюродный дед, но я считал его дядей – назвать его дедом язык не поворачивался! Красавец, пижон, страшный модник! А с какими дамочками он приезжал! Вся улица пялилась. Веселый был, заводной: коньяк, картишки, песни под гитару. Пел он здорово, а вот актер из него не получился. Я его обожал, а родня считала отщепенцем, аутсайдером и относилась к нему настороженно. Все Чемодановы – люди серьезные, у всех семьи, а тут на тебе: жуир, бонвиван и гуляка, и к тому же актер. – Чемоданов вздохнул. – Он как-то странно исчез, дедов брат, мой любимый дядька. Странно и неожиданно: был человек и нет… Другое время, другие люди…
Родители приезжали на выходные. В субботу утром Чемоданов вставал чуть свет и караулил их у забора.
Никакие уговоры и объяснения не помогали – да, он знал, что раньше обеда они не приедут: пока выспятся, то да се, как говорил дед, пока соберутся и пока доедут, – в общем, гуляй, Вадька, и отдыхай! Но Чемоданов разумных доводов не слушал – а вдруг приедут раньше, вдруг что-то изменится? Он очень скучал.
Но ничего не менялось, и, еле таща тяжеленные сумки, набитые с трудом добытым мясом, колбасой, сладостями и черешней для сына, усталые родители появлялись к обеду.