Незаконно живущий - стр. 2

«Надо же, – человек хихикнул и добавил в нелёгкую думу-подуму едкое замечание, – совершенно нет согласия на небесах». И опустил голову, не фокусируя зрение ни на чём.

А вскоре лодочка и он в ней, – уже оказались в тонком пространстве меж дошедшего сюда и продолжающего наступать свинца туч (сверху), и ни с того ни с сего активно закипающей поверхностью воды (снизу). Человек прищурился, помотал головой, да стал искоса поглядывать поверх себя на ускоренно изменяющееся представление фантастической постановки. Уф.

Там кое-где ещё сохранялись прорехи в ниспавшем гнетущем воинстве, и было видно, как повыше тёмных паров свинца и далее, и далее, – происходило разнонаправленное движение никчёмной ваты и никем не съеденных вареников, там-сям заслоняемых повисшими ни на чём кудлатыми кучками-зверьками. Порой чрез эту облачную разноусобицу пробивались лучи солнца, а им отзывались ослепительные искры мелких зайчиков среди кипящей воды. Затем и буро-свинцовые валунообразные тучи принялись куда-то вздыбливаться и тяжеловесно прокручиваться друг над дружкой.

И настал апофеоз в постановочной задумке заезжего гения. Весь запад потемнел до черноты, создав лохматую кайму посередине небосвода, и оттуда, словно соперничая с редкими лучами солнца, просыпались корявые молнии. И почти сразу, между угнетающе заигрывающими тучами и остро кипящей поверхностью воды – уже не оставалось и малого свободного пространства. Там принял хозяйство холодный крупнозернистый ливень, вперемешку с водяной пылью, метясь из стороны в сторону, закручиваясь вниз и вздымаясь обратно. И трудно было понять происходящее. Сверху ли что-то льётся, или обезумевший от кипения залив бросает к небу свои и без того мелкие воды.

Человек пал на дно лодчонки, свернулся в калачик, принялся ждать конца существованию. И пока ум оставался бодрым, не предполагал он прерывать размышления о чём-то всё-таки дальнейшем. «Если я мыслю, следовательно, существую», – он ухмыльнулся про себя, поддерживая знаменитое высказывание дедушки Декарта.

Но дело-то в том, что его присутствие во всём очевидном мире – давно представлялось ему столь же очевидно обманчивым.

ГЛАВА 1.

Пасмурный день без дождя. Пухлые тучки плотненько передвигаются по небу, подобно стаду, гонимому к новому и свежему пастбищу за горизонтом.

Старый трамвай «американка» трясётся, волочась по неровным рельсам.

Пассажиров немного. Тощая женщина с маленьким ребёнком на руках, собравшись в комочек, сидит возле передних дверей и плачет, поджимая внутрь и без того тонкие губы. Чубастый молодой человек на задней площадке, изображая уверенность в любых намерениях, занимает собой почти всё полукруглое сидение и озирается по сторонам слегка вопрошающим взором. Ещё две женщины средних лет, одна в платочке, другая со свежей шестимесячной завивкой, освоили часть боковой лавки, вплотную друг к дружке и уткнули взор в сторону пола, но фокусировали зрение на бесконечности. А мыслями обе женщины устремились в извечный тупик всякой будущности. Мужчина в парадной военной форме расположился напротив них, ровно посередине, и держал перед собой газету, но с повышенным вниманием глядел поверх неё в окно, загороженное женщинами, потому казалось, будто офицер впяливается прямо в них, поочерёдно. Чуть поодаль, старушка с паутиной морщинок на гладком лице, какие бывают у артисток, закончивших театральную карьеру, мелко моргает и прищуривает глаза. Она уже поднялась, по-видимому, намереваясь выйти на следующей остановке, но по лицу её пробежало сомнение. Затем, бывшая театральная прима двинулась к передней двери и, глядя сперва на плачущую мать, затем на её маленького ребёнка, совершенно синего, тихо-тихо спросила: «мёртвого дитятку везёте»? Мать, подняв замутнённый взор, прошептала: «пока живой, но врачи отказались лечить, сказали безнадёжный, и кровь я ему отдала, но напрасно».