Невыносимый - стр. 45
Мужчина повёл мальчика по дорожке вдоль дома, а я беззвучно двинулся ему наперерез через кусты. Когда надо, я хожу очень тихо, и бегаю, кстати, тихо, и плаваю тоже. Но тут мне даже не пришлось особенно таиться, поскольку внимание незнакомца оказалось приковано к тому, что происходило впереди и позади него. Пригнувшись, я смог рассмотреть сквозь ветки, что мужчина одной рукой держит мальчика за ухо, а другой зажимает ему рот, охватив растопыренными пальцами нижнюю челюсть, губы и нос.
Я шагнул на дорожку, загородив проход мужчине и тот, явно сбитый с толку моим появлением, отпрянул.
– Стоять! – строго приказал я. Есть в арсенале моих способов общения особая такая интонация, к которой разумные люди всегда прислушиваются.
– Это мой сын! – огрызнулся мужик.– Здристни отсюда!
– Как зовут твоего сына?
– Колей его зовут! Сказал тебе, пшёл нах, мужик… – незнакомец повысил голос.
А мальчишка несогласно что-то буркнул, но непонятно что именно, поскольку рот его по-прежнему оставался зажат. Я подался дальше на дорожку и худосочный, сообразив, что уже никак не сможет пройти мимо, вдруг оттолкнул от себя мальчонку и быстрым движением выхватил из внутреннего кармана узкий, похожий на скальпель, нож-бабочку. Мелькнула в воздухе отброшенная половинка ручки, блеснуло лезвие…
Мужик, конечно, оказался чуваком быстрым, но не настолько, чтобы тыкать меня своим ножиком. Сильному разминка не нужна, а слабому она не поможет! В чём я сейчас точно не нуждался, так это в разминке. Худосочный ещё не успел перехватить ручку раскрываемого ножа, как мой смачный плевок угодил ему прямо в глаза, заставив потянуться свободной рукой к лицу, чтобы вытереться. А через десятую долю секунды внешний край моей стопы с силой воткнулся ему в голень пониже колена.
Мой противник лишь успел сдавленно закричать, как я уже жёстко стиснул его за запястье одной ладонью, а второй – охватил пальцы, сжимавшие нож. Сделано это было на всякий случай, чтобы мой хитроумный противник не перехватил свою «бабочку» другой рукой. Не люблю я этих кривляний с ножами, палками и табуретками. Настоящий мужик должен быть оружием сам по себе – для этого у него есть руки, ноги и голова. Голова – самое страшное оружие, если, конечно, она с мозгами.
Худосочный ещё не понял, что произошло, как я потянул его на себя и наддал ногой «на противоходе» в печень, и сразу же, не опуская ноги – довесил в лицо. Оба удара прошли вчистую. Если бы мы бились на татами, мне бы сейчас засчитали чистую победу. Иппон, на самурайском языке. Но мы были не на татами…