Невозвратимость II - стр. 19
Дара бодро перескакивала через завалы из деревьев и бойко шагала по сложному маршруту через густой лес, попутно живо ведя свой монолог, будто, вообще, сидела, а не прыгала. Но тут посреди заросшего бурелома, что ни деталью не отличался от всего остального вокруг, она остановилась и, указав пальцем на огромное дерево с высоким дуплом у корней, сказала: “Всё, вот. Ты разберёшься, мой…”. Она поддалась ко мне, пылко прильнув к груди, и, заглядывая влюблёнными глазами в мои, тихо добавила: “…Самец… Я буду скучать…”. Её ладонь страстно заползла на моём затылке под волосы, а её губы прильнули к моим, тем не менее она не целовалась, а с придыханием горячо зашептала: “Я буду всегда рядом приглядывать за тобой… Так как не смогу, пока я одна, покинуть Пантеоны… Освободи остальных двух… Я подскажу, как узнаю… И это…”. Она впилась пламенным поцелуем в мои губы, норовя своим божественным телом вновь повторить Поток Единения. И хоть её страсть длилась долго, однако и ей было суждено завершиться, как и всему временному и бренному в моей жизни. Дара нехотя оторвалась от моего лица и, мягко смотря томными глазищами, с хрипотцой произнесла: “…Сильно не борзей… с другими самками…”. И кинув в меня хищный взгляд мстительных глаз, она исчезла из моих объятий, словно её тут никогда и не было. Зато вмиг раздался другой очень знакомы голос, что с истеричным воплем, переполненный злобой от обиды, пояснил мне, что я говно: “Аргх! Сука, Кьёр ты, тебя и вся твоя семья, на десятитентаклевый гнойный елдак кислотного червя Аргх Наш Хаз усадить! Что б он тебя Скрех во все дыры, а потом и твой труп…”.
Эстиас в бешенстве захлёбывалась собственным дыханием, однако первая фраза, адресованная чисто мне, никак не помогла сбросить ей напряжение и не успокоила её, отчего она завелась ещё пуще прежнего, но заговорила она уже тихим голосом, полным коварного яда: “Какого?! Вот какого, объясни мне, вот так теперь постоянно происходит?! Я тут сижу, любуюсь глубинной борьбой гладиаторов, наконец приходит великий Воин Араниус Победитель. И только он начинает насаживать всю десятку на свой гладиус! Сначала первого, он падает. Затем второго, и этот, хватаясь за рану, падает на колени. Третий! Сдаётся сразу. И вот уже остальные сами встают на колени, в надежде вымолить пощады. А он их протыкает, пронзает, колит. Вот Араниус снова подходит к первому, и начинает добивать всех по очередному кругу. Однако самый слабый из гладиаторов, Куксос, внезапно находит в себе силы противостоять Великому Победителю. Он из последних сил встаёт, крепко сжимая свой кинжал… И тут… Бац, ебать: я в чёрной жопе! А через миг я пялюсь на твою холенную харю наебавшегося за ночь кота! Скерх тебя…”.