Невозвратимость - стр. 1

Здоровый, по сравнению со всеми другими, гремлин с белым ирокезом и в кожаной броне бежал на коротких ногах, словно горилла, по кривым улочкам Гремлинска. Его длинные руки почти касались неровной брусчатки и постоянно натыкались на всё подряд, что лежало на дороге. А лежало там всё, что может существовать. В какой-то момент он резко остановился, но не потому что перед ним рухнула высокая башня со стороны домов и перегородила поперёк улицу, а потому что он увидел газетный киоск. Гремлин подбежал к нему и спросил у продавца: “Выпуск. Свежий?”.

Щуплый гремлин взял одну из газет и, сожрав её, ответил: “Да. Этот свежий.”.

Здоровый почесал своё ухо, думая, чем ему заплатить, но его отвлёк третий, новый гремлин, что внезапно возник с ним рядом. Был он гол. И хотя для живущих в городе гремлинов в этом ничего такого не было, так как гремлины относились к собственной наготе индифферентно, однако всё равно уважающий себя гремлин всегда норовит напялить на себя всё самое лучшее, чтобы показать всем вокруг свой статус, ум или силу, а то и всё сразу.

Впрочем, рассмотрев голого гремлина, чья кожа была коричневой, оказалось, что он совсем не голый, а измазанный грязью, он же спросил у здорового: “Видел?”.

Беловолосый удивился: “Что?”.

“Вот это.”, – грязный голый гремлин вытянул руку с золотыми круглыми часами на длинной золотой цепочке, непонятно откуда вынув их. И здоровяк взял их, принявшись пристально рассматривать, а затем посмотрев на грязного, непонимающе спросил: “И что?”.

В разговор влез продавец: “Вы газету брать будете? Есть и несвежая? Вот.”, – и он протянул скомканные листы, которым только-что вытер свой зад. Но здоровяк сощурился, рассматривая грязного гремлина, уж больно он был ему знаком, но он никак не мог понять, где он мог встречать его до этого момента. А грязный, не обращая внимания на пристальную попытку здоровяка чуть ли не в упор рассмотреть все поры кожи, отпихнул его лицо в сторону и, задрав поучительно палец к небу, пояснил: “Так это… Они тикают…”.

Здоровяк с продавцом раскрыли в непонимании рты, тем самым говоря: “И что?”. А грязный снова ткнул пальцем вверх и с тоном учёного магистра дал целую лекцию: “Это часы Мордиуса. Они никогда не тикают, но ходят. Что показывают, никому непонятно. Стрелка может кружить, кружить, кружить… и встать. А потом снова, только уже в обратную сторону. И вот, они никогда не тикали, а час назад, как начали. И с каждым разом всё сильней и быстрей. Я так сюда и пришёл. Потому что их тиканье превратилось в один большой писк. Как думаешь: это Игра?”.

Здоровяк поднёс их к уху, но ничего не услышал, и уставился с подозрением на грязного. Но тот выхватил часы из рук здоровяка обратно и, приложив их к своему уху, радостно вскрикнул: “Да нет. Вот же! Пищат.”.

Здоровяк приложил ухо к руке с часами грязного, что продолжал держать их у своего уха. Но затем разочаровано сказал: “Не тикают. Не пищат.”.

“Да в рот лопату! Ты дебил? Они точно пищат!”, – злобно взъелся грязный, занеся руку над головой, чтобы ударить здоровяка. Но тут снова вмешался продавец газет: “Дайка мне… И где ты их взял?”.

Грязный передал часы продавцу и, пока тот их нюхал, стучал ими о кладку дороги и кусал, пробуя на вкус, каждый раз поднося их к уху и вслушиваясь в них, ответил: “Как где? Само собой у Мордиуса взял. Я же вам сказал. Часы Мордиуса.”.

Здоровяк напряг лоб и почесал затылок: “Эээ… А кто это? Мордиус?”.

Грязный вновь взъелся на тупого детину и, в очередной раз вознеся указательный палец к небесам, шокировано произнёс: “Да ты что?! Не знаешь, кто такой Мордиус? Это же святило… как… как…”.

Грязный, пытаясь подобрать нужное слово, взглянул на свой палец, которым тряс перед своим лицом, но здоровяк понял, что хочет донести до него грязнуля и, подняв свой взор к ночному небу, куда всё время указывал палец грязного, восхищённо выдохнул: “Как падающая звезда… чёрная…”.

Грязный, тотчас соглашаясь, радостно подхватил: “Да! Вот! Точно! Как звезда!”.