Невеста-воровка, или Украсть сердце Повелителя - стр. 47
Стоп, стоп, стоп. Но я ведь гном! Почему же тогда среагировала не как представитель своей расы? Да и в прежней своей жизни пьянела с алкоголя быстрее знакомых. Ах да, я же неправильный гном. Еще одно доказательство в пользу моей теории.
— Это странно, — выдаю задумчиво.
— Это не странно, а вполне предсказуемо, что касается невест. — Теоллар принимает мои слова на свой счет. — Для меня неожиданно другое — то, что кто-то из слуг оказался способным на подобную дерзость.
Кажется, запахло жаренным!
— Что вы с ним сделаете, когда найдете? — очень надеюсь, не отправят на гильотину.
— За подобную наглость полагается либо подземелье, либо смертная казнь, в зависимости от тяжести проступка.
— О нет! Вы же не убьете дурака, не предусмотревшего подобного исхода! — так и знала, что все плохо.
Теоллар замирает. Не знаю, то ли от моих слов, то ли музыка заканчивается весьма кстати.
— Вы правы! Он не предусмотрел вероятность своего раскрытия и наказания, а значит что? — непонимающе пожимаю плечами. — Ну же, Виневьена! Мы же сегодня говорили об этом. Значит, вероятнее всего он — гном или гномка. Они не могут просчитать заранее опасность. Благодарю, что натолкнули меня на правильную мысль. И спасибо за чудесный танец.
Целует руку и хочет отвести на место. Но отдохнуть мне не дают. Рядом появляется Крамниэль и перехватывает у друга.
С танцем тут мне не везет. Этот третий танец отдаленно похож на наше танго, но очень, очень приличное, без каких-либо страстных включений.
Делаю физиономию поэльфийстей, если можно так выразиться, и сосредотачиваюсь на сложных па.
— Вы на меня сердитесь, моя красавица? — вскоре он подмечает, что мое молчание не просто так. Догадливый какой. — За что? Я могу узнать?
Не понимает элементарного? Еще гномов тугодумами называют?
— Если вы сами не знаете, фейр, то мне добавить нечего.
Распинаться перед ним я не собираюсь. Хмурится.
— Полагаю, кроме как на мои слова в вашу защиту за столом, вам не за что обижаться.
— Как это мило! А за них можно? Благодарю покорно, — язвительность просто прет.
— Нет! — негодует искренне. Но я ухожу в молчанку. — Я не считаю мои слова обидными. Виневьена! Как вы могли так подумать? Я всего лишь пытался за вас вступиться. Единственный.
— Ну нет, совсем не так. Разве принц Эйджен не в счет? Он заступился. А вы опозорили меня.
Его взор зажигается гневом.
— Я? Я пытался оправдать вашу... — замолкает, подбирая более приличное определение.
— Ну же договаривайте! Что мою? Глупость?
— Нет, неделикатность.
Надо же — подобрал!
— Ах-ха! Поэтому ненароком обозвали меня невежественной деревенщиной?