Неверный. Расплата за ложь - стр. 4
– Можем поменяться. Ты овец паси, а я буду смотреть за Лейлой, – с горечью хмыкнула я, заранее зная, что она откажется.
– Умолкни. Заберешь свою дочь, когда уедешь к Муссе!
– Ты знаешь? – спросила я, на глазах бледнея. К горлу подкатила тошнота.
– Знаю ли я? – вздернула она бровь и ядовито оскалилась. – Да я тебя сама и сосватала. Думала, вечно наш хлеб есть будешь? Нахлебница нам в доме не нужна! Отец со мной согласен, так что твой новый брак – лишь дело времени.
– Как я заберу Лейлу? Она ведь для всех твоя дочь, – произнесла я, чувствуя, что у меня кружится от голода голова. Вот бы хоть краюшку хлеба поесть.
Не будь здесь Бикташ, я бы прошмыгнула на кухню и тихо поела бы, пока никто не видит. Но сводная сестра обязательно расскажет всё отцу, а тот в прошлый раз за воровство грозился отрубить мне при всех кисть. И я боялась, что он воплотит свою угрозу в жизнь. Конечно, тогда он был пьяный, но никогда не знаешь, попадешь ли под его горячую руку.
– Скажу, что руки болят, не могу я дочь носить, или заболела. Пока дочка мелкая, ты, как любящая сестра, помощь предложила. Здорово я придумала?
Видимо, скепсис слишком ярко был отражен в моих глазах, раз Бикташ вся изменилась в лице и побагровела от злости.
– В любом случае это не твоего ума дело, нагулыш! Ха-ха, и ты, и твоя дочка – обе нагулыши. Смешно.
– Лейла родилась в законном браке, – процедила я, чувствуя обиду за свою дочь. Неужели мы с ней не заслужили счастья?
– В законном браке? – наклонив голову вперед, скривилась Бикташ и тихо рассмеялась. Смех ее звучал издевательством. – И где же твой муж, м? Может, под скамьей? В матрасе его прячешь? Или под юбкой? Где? Где он?
Бикташ распустила руки и начала поднимать подол моего платья, ворошить мое постельное белье, а я могла лишь молча взирать на этот беспредел, надеясь, что никто не слышит скандала и не прибежит сюда. Напрасно.
Вскоре раздались чужие шаркающие шаги, и на пороге появилась мама с Лейлой на руках.
– Чего вы шумите? Салават только уснул. Если проснется, худо всем будет.
– Дочке это своей скажи. Расшумелась тут, неблагодарная, – фыркнула Бикташ и прошла к Айбике, которую только недавно смогла называть мамой вслух.
В этот момент Лейла приоткрыла глазки и жалобно захныкала, и от этого тихого писка у меня разболелось сердце. Даже дочка в таком маленьком возрасте уже осознавала, что в этом доме шуметь нельзя.
– Дайте мне ребенка, – простонала я и протянула руки, надеясь, что молока будет достаточно, чтобы она уснула спокойным сном.
На какое-то время воцарилась тишина, а затем я подняла голову и увидела на лице Айбике синяк.