Неупиваемая Чаша (сборник) - стр. 30
А он ногой – раз! – о кровать.
– Так ты так! – говорю. – Ну теперь я все вижу! Это твой Васиков долгоногий тебя с пути сбил! Как стал к тебе приходить с книжками, так ты другой стал… Ну, так чтоб духу его у меня в квартире не было! Ответишь ты мне? – кричу. – Всех выгоню! И Пахомова не пущу! Его, подлеца, выгнали за грубиянство, а он к тебе ужинать ходит? Ты его, дармоеда, кормишь!
Пронял его. Встал он, посмотрел так на меня и головой качает. Потом я уж понял, что не надо бы так. Бедный парнишка был Пахомов этот и больной. Прачка его мать была, а его выгнали из училища за плохое поведение… Так он до места к Колюшке ходил, очень бедный… Вот Колюшка мне и говорит:
– И вам не стыдно? – Правду, конечно, он сказал. – Не стыдно вам?! Куска пожалели! Не ждал я от вас этого. Сами рассказывали, как нужду терпели, корочки от каши после рабочих в реке размачивали… Будьте покойны, не придет… Но только знайте… я и сам освобожу от расходов… Может быть, и для меня жалко?
И заплакал. Смотрю, стоит у стола, скатерть теребит. И курточка на нем вздрагивает, заплаточка на локте… и поясок перекосился. Вот как сейчас его вижу. И штаны выше щиколоток поднялись, голенища видны. И так мне его вдруг жалко стало. Такое расстройство, а тут еще сами друг другу обиду делаем.
– Да, – говорит, – вы там, в вашем ресторане, с господами очерствели…
Потом вдруг и вынимает из пазухи конверт.
– Вот вам от директора письмо.
Так все во мне и оборвалось.
– Какое письмо? зачем?
– Прочитайте… – И отвернулся.
Никогда никаких писем раньше не было, а тут вдруг… Отпечатал я письмо, руки у меня – вот что… дрожат, смотрю – бумага с номером, и написано на машинке, что приглашает меня на завтрашний день к двенадцати часам сам директор… Для разговора о сыне Николае Скороходове.
Спросил я его, о чем говорить приглашают, а он только плечами пожал.
– Может быть, – говорит, – из-за Мартышки… учитель у нас есть… У меня с ним столкновение вышло…
– Какое столкновение? Что такое?
– Он меня негодяем при всем классе обозвал… Я отговаривал на войну деньги собирать, а он высказал, что только негодяи могут не сочувствовать… А сам сына по знакомству от мобилизации освободил. Ну, я и сказал ему, – это как называется? А он из класса ушел. Должно быть, за этим и вызывают…
– И ты, – говорю, – так сказал? Колюшка! Что ж ты наделал?!
– Да, сказал. Я ничего не боюсь, пусть хоть и выгонят… Думаете, что очень мне их диплом нужен? И так его достану.
– Как так? Значит, – говорю, – все мои труды и заботы на ветер?
– Нет. Я вам очень благодарен. Я теперь, по крайней мере, все понимаю. Они требуют, чтобы я извинения просил у Мартышки, но я у него просить не стану!