Нет такого слова (сборник) - стр. 27

Был у меня знакомый, старый тбилисец, но русский. У него был пистолет. Настоящий. Заряженный. Он его носил в боковом кармане. А рядом – бумага. Вот такая: «Начальнику милиции гор. Тбилиси. От такого-то. Заявление. Сегодня утром, выходя из дому, около урны обнаружил данный пистолет. Сдаю его в милицию. Число и подпись». Он жаловался, что иногда приходится обновлять заявление по два-три раза в день. Если дел много.

Когда-то я занимался греческой палеографией и ходил в отдел рукописей Исторического музея. Слов не хватит описать это древлехранилище, с длинными столами для читателей, с закрытыми краснодеревными шкафами, где стояли манускрипты. О, истертые деревянные пюпитры с деревянными же шпильками, с помощью которых пергаменный кодекс удерживался в раскрытом положении… Читателей было немного, и почти всех постоянных я знал.

Но вот однажды там стала появляться незнакомая женщина. Она была молода и прекрасна. Она сидела всегда напротив меня за огромным столом. Иногда мы встречались глазами. Она улыбалась мне. Я улыбался ей. Потом мы снова опускали глаза в рукописи: я – в греческую, она – в славянскую. Я подглядел, как она расписывается в книге посетителей. Там было написано – Auerbach. Скорее всего, она была немка. Хотя кто знает. У нее были голубые глаза, чуть весноватые скулы и рыжие волосы, свернутые и заколотые в быстрый пучок на макушке. И руки у нее тоже были чуть весноватые. Я влюбился в нее без памяти. Я написал (а потом изорвал в клочья и сжег на дачном костерке) роман о том, как мы с ней сходимся и какие приключения претерпеваем в это жаркое московское лето.

В романе ее звали Анна-Лиза. Как было ее имя на самом деле, я не знал. В зале, где мы сидели, были окна с потолка до пола, до прохладного мозаичного пола. В окна светило солнце. Она проходила между мной и солнцем, и сияли золотые волоски на ее голых икрах – она была в сандалиях на босу ногу. Я умирал от восторга, от счастья видеть ее.

Я мечтал, чтобы она задала мне вопрос – ну, например, у нее не читается какой-то фрагмент скорописи, чтобы я ей помог. Но она не задала мне вопроса. Она время от времени поднимала на меня свой затуманенный древнерусской рукописью взор, светлая голубизна темнела, она улыбалась мне, и я улыбался ей.

Потом она не пришла. Потом опять не пришла. И третий, и пятый, и девятый раз. Девять неприходов – как девять дней – подсказали мне простой ответ: у нее кончилась научная командировка, она уехала к себе домой. Я не знал, куда, в какой город и даже в какую страну.