Нет рецепта для любви - стр. 8
Киви смотрела на него довольно мрачно.
– Послушай, я же не виноват. Мне самому все это неприятно.
– А кто виноват? Я, что ли? Навязался на мою голову. Я-то мечтала хоть недельку спокойно пожить, а тут ты…
– Хочешь, я сейчас уйду?
– Куда?
– Пойду в полицию.
– То-то они тебе обрадуются. Ладно, живи.
– Вот спасибо. Слушай, а можно мне душ принять? А то я какой-то…
– Да, синьор, вы какой-то не такой, как все. Иди в душ. Полотенце сейчас дам.
– А может, и футболку какую-нибудь найдешь? Этого, как его – Пифагора. А кто он, кстати?
– Пифагор – он Пифагор и есть. Вообще-то он Наполеошкин брат, Лёша. Пифагор – потому что сильно умный. Даже не знаю, что на тебя налезет. Наверное, все коротко будет. Пойду посмотрю.
– Послушай, а какое все-таки сегодня число?
– Вообще-то десятое декабря. Суббота.
Он печально разглядывал свою физиономию в зеркале ванной. Да-а. Кто вы, товарищ? Эх, товарищ, товарищ… У товарища была ничем не примечательная физиономия: удлиненное лицо, прямой нос, серые глаза, рот на месте, уши не торчат, волосы светло-русые. То, что называется «без особых примет». С трудом поворачиваясь в тесной ванной, он снял рубашку и брюки. На кафельном полу что-то брякнуло. Он нагнулся и, не веря своим глазам, поднял вывалившийся из заднего кармана номерок гардеробной – плоскую жестянку с номером и выбитыми по краю словами: «Гусарская баллада».
– Киви! Смотри, что я нашел. – Забыв, что почти не одет, он выскочил было в коридор, но, увидев, как шарахнулась Киви, спрятался за дверь ванной и высунул оттуда руку с номерком. – Смотри, номерок! Я был в какой-то «Гусарской балладе». Ресторан, наверное.
– Похоже. Знать бы еще, где он находится.
– Слушай, если номерок у меня, значит, там что-то осталось в гардеробе. Куртка… Точно – куртка! Еще там был гардеробщик в ментике, ужасно нелепый, с усами.
Он увидел полутемный зал – толстая свеча на белой скатерти, огонек дрожит, бликуя на стенках бокала… все вокруг плывет, двоится… какие-то лица напротив… потом – белая раковина унитаза… холодный цветной кафель пола… Его замутило. «Значит, это там все и произошло. В «Балладе» этой. Я что-то выпил. Или съел? Мне стало плохо, и я ушел». Он вспомнил, как шел, подгоняемый инстинктом, – так в страшном сне убегают от опасности: ноги не слушаются, увязают, и, как ты ни стараешься, быстрее не получается. Как же он прошел в метро в таком состоянии? Метро он тоже вспомнил: желтый нереальный свет, толпы народа, грохот – все мелькало, как кадры видеоклипа…
– Я приехал сюда на метро.
– А с кем ты был, не помнишь?
Он напрягся. Какое-то подобие лица расплывалось, двоилось, троилось, наконец распалось на кучку пазлов.