Нет имени тебе… - стр. 62
Анелька на удивление простодушна и добра.
Баволе, баволе… Баволетка… Что это? А это косыночка, отделанная кружевом и собранная в складочки, которая крепится сзади к шляпке. Наверное, я хорошо, изобретательно и с удовольствием мастерила бы шляпки. Если мне суждено здесь остаться, видимо, этим и займусь. Ну да, открою ателье.
– Почему вы не хотите носить корсет? – спрашивает Анелька.
– Корсет меня стесняет. Без него свободнее.
– В Вене корсет даже на ночь не снимают, так и спят.
– Это вредно. Все внутренние органы сжимаются и деформируются. И знаешь, что я тебе посоветую… Не шнуруй так сильно корсет. Это тебя не красит. Если твоя талия станет тоньше на сантиметр, два и даже три, этого никто не заметит, зато сразу бросается в глаза, что у тебя дыхание спирает, пыхтишь, как паровоз, и лицо краснеет, как рак. Ты меня поняла?
– Поняла, – сказала она, и вид у нее был такой славный, глупый и доверчивый. – Я знаю свою талию и не льщу себя.
– Мужчинам такие талии нравятся.
– А Саша говорит…
– Поменьше слушай Сашу. И Машу тоже.
19
Двадцать шестого мая – родительская суббота. Все поехали на кладбище, а мне там делать нечего. Ненавижу кладбища!
В воскресенье – Троица. Это двадцать седьмое мая по-здешнему, то есть по-старому стилю.
Какой красивый, умытый день! Ночной дождь прибил пыль, юная зелень блестит на солнце, словно лаковая.
Окна и ворота соседей украшены березовыми ветками. И дома у Зинаиды березка заткнута за образа. Праздничный звон колоколов. Принаряженный люд с березовыми пучками спешит на службу. Наша приходская церковь – Покровская, она недалеко, в конце Садовой улицы. Чтобы скрыть свое неверие в Бога и не ходить в храм, я твердила, что не уверена в своей принадлежности к православию, потому что крещусь слева направо, как католики, однако отговориться от похода в церковь не получилось. И я решила: почему не посмотреть на праздничное богослужение?
На площади толчея из всякого транспорта. Бегают парнишки с квасом и пряниками, с разной дешевой церковной мелочью – иконками, ладанками, крестиками, пузырьками с лампадным маслом. Паперть заполнена нищими и увечными, среди них и бабы с ребятишками. Много собак-бомжей, которые здесь тоже находят пропитание. Зинаида щедро раздает медяки.
Пол в церкви устлан травой, березовые ветки и сирень по всем углам, вокруг икон, к подсвечникам привязаны. У Зинаиды, оказывается, в церкви есть свое место, за решеткой на клиросе. Все мы там и кучковались, как вдруг Зинаида увлекла меня к аналою, столику перед иконостасом, где божественная книга лежит. Сюда подошел священник. Тощенький, невысокий старик с залысинами чуть не до макушки, а там – петушиный хохолок. Нос у него – клювик. Вид задиристый. Чистый петушок. А вот бородка козлиная. Это батюшка Василий. Делаю поклон головой – молча здороваюсь, а Зинаида представляет меня: