Нет имени тебе… - стр. 28

Он вспомнил.

– А помнишь крыло у часов?

– У них было крыло?

Крыла не вспомнил.

– Вот я и думала, зачем часам крыло?

– Не знаю. Если есть крыло, значит, они летают. У Шагала много символов, и большая половина родилась из его биографии.

– И что это за символ? Быстротечности времени или вечной, небесной любви?

– Для этого я вам… тебе!.. книжку принес.

А еще мальчик сказал, что я красивая (это разве что инопланетянин не заметил бы, простите за нескромность), в общем, начал наступление, хотя напролом не лез, робел, и это мне нравилось. Я знала, что не хочу летать с ним над городом, а делать я теперь намерена только то, что хочу. Гулять с ним за ручку, вроде бы, глупо, хотя не глупее, чем со старым подполковником кэгэбистом. Однако я притормозила ситуацию. Мы встретились всего три раза, правда, по телефону говорили часто. Шестнадцатое мая провели вместе. Это мои именины. Мама всегда отмечала этот день. Это была предпоследняя встреча. А последняя – в день рождения города. Театральные мастерские, канал Грибоедова, флигель с аркой…

То ли сама проснулась, то ли какое-то движение в доме разбудило. Я лежала лицом к выцветшим коричневым обоям и скоро в их узорах высмотрела свернувшегося в клубок кота, голову кролика и фигуру медведя. Но следующая находка относилась не к области фантазий и поразила меня чрезвычайно. По обоям, черт побери, полз клоп! Я окинула стену взглядом и нашла следы от давленых клопов. Однако кто-то обо мне позаботился, кровать была отодвинута от стенки.

Ширму тоже сдвинули, наверное, чтобы кровать была видна для съемки. Где у них спрятаны камеры? В глазу пыльного одноглазого чучела? В перевернутых часах? Наверное, я отвратительно выгляжу! Почему они не боятся, что я могу разоблачить их и подать в суд? А ведь не боятся! И любопытно, платят ли участникам реалити-шоу? Разоблачать их нельзя, по крайней мере, до того момента, пока не выясню, что происходит. У меня должна быть своя игра, правда, для нее нужен кураж. А где его взять, если у меня сотрясение мозга?

Когда дверь в комнату открылась, я сделала вид, что сплю. Я так и не успела продумать тактику, которой следовало держаться. Меж тем ко мне подошли, и я услышала знакомый надтреснутый голос:

– Вот, Афанасий Андреевич, это она и есть.

Глаза я открыла от неожиданности, потому что кто-то похлопал меня по щеке:

– Ну-с, как мы себя чувствуем? Ну-ус?

Это был бодрый старикашка с живыми глазами и жидкой растительностью на голове и подбородке. Он взял мою руку, пощупал пульс и удовлетворенно кивнул.

– Почему же мы молчим? Головка болит?