Нет имени тебе… - стр. 2
Из грязных, вонючих, копошащихся, как черви, тел меня кто-то поднял и бережно обнял. Я разглядывала его и не могла разглядеть, это был незнакомый мужчина, но как будто бы я знала его всю свою жизнь, так сладко и покойно было у него на груди. Это был мой мужчина, единственный, и не требовалось говорить, как долго я ждала его и искала, он и так все знал. Мы были похожи на влюбленных Шагала, для которых в объятии начало и конец света. Возможно, я его целовала. А как не целовать после долгого расставания, длившегося вечность. Это не был эротический сон, какая эротика в моем состоянии? Ничего эротического. И все же… Если только самую малость…
Во сне я поняла, что просыпаюсь, и на этот раз совсем по-другому, возвращаюсь из объятий возлюбленного к болезни, белому потолку и надтреснутому голосу. Я сопротивлялась всеми силами, пыталась задержать своего мужчину, потому что расстаться с ним, едва найдя, было немыслимо. Я цеплялась за него, первую и последнюю мою надежду, а он таял и таял, пока не исчез. Окончательно утратив его, я пыталась вернуть и запечатать в памяти образ, но лица вспомнить не могла, осталось лишь ощущение тела, тепла, его руки, плечи.
Невыносимая печаль. Но наша встреча, пусть даже в сновидении, была живительна. Кажется, мне даже полегчало. Я чувствовала, что холодной мокрой тряпки на моем лбу нет, правда, лицо – мокрое, от слез. Снова белый потолок. По центру странный светильник, что-то антикварное. А еще прорисовалось лицо: бледное, с глубокими кукольными полукружьями век, легкими бровями, узким длинным носом с чуткими ноздрями, выпуклыми скулами, впалыми щеками и тонкими губами. Была в этом лице чуть уловимая асимметрия, что делало его даже по-своему красивым, впрочем, скорее интересным, примечательным, и немного болезненным. Змеящиеся губы произнесли:
– Очнулись?
И хотя ничего, кроме лица, я не видела, меня тут же осенило: горбунья!
Дребезжащий голос принадлежал ей.
– Ты можешь говорить? – спросил низкий с хрипотцой голос. Я перевела глаза и словно возвратилась в свой кошмар: разбойничье мужское лицо, обрамленное рюшем чепчика.
– Не смейте мне тыкать! – возмутилась я и не узнала своего шипящего бормотания. Говорить я могла, хотя и с большим трудом. – Мы с вами вместе гусей не пасли.
– Гусей? Каких гусей? – опешило существо в чепчике. Это был не мужчина, а старая карга!
Коров, гусей… Какая разница?.. Главное, она опешила и буркнула: «Не понимаю вас…» Вот так-то лучше.
Желая показать, что разговор закончен, снова закрыла глаза. Оказалось, я несколько преувеличила улучшение своего состояния: в мозгу работала целая бригада жуков-точильщиков, бурильщиков, сверлильщиков, пропади все пропадом. Я хотела погрузиться в сон, боясь перевернутого маятника-секиры и темного, опасного предместья, но надеясь на встречу с любимым. Если бы встреча состоялась, я согласилась бы улететь с ним, как на той картине, где Шагал с любимой летят над городом, даже не летят, а плывут по небу, причем он держит ее, будто спасает утопавшую, уже спас, и они отдыхают в несущем воздушном потоке. Им ничего не грозит в этом пространстве.