Нет бога, кроме Бога. Истоки, эволюция и будущее ислама - стр. 32

Порой чувство баланса, присущее закону возмездия, искажалось из-за некоторых сложностей. Например, если украденная верблюдица оказывалась беременна, вор должен был пострадавшему одного верблюда или двух? Поскольку в племенных обществах не было формального законного принуждения и напрочь отсутствовала правовая система, в случаях, когда требовались переговоры, обе стороны обращались к хакаму – любому доверенному третьему лицу, который выступал в качестве арбитра в споре. Получив гарантии от обеих сторон, что они подчинятся его решению, которое технически не обеспечивалось какой-либо правовой санкцией, хакам делал авторитетное юридическое заявление: «Беременная верблюдица стоит два верблюда». По мере того как судебные решения хакама накапливались со временем, они составляли основу нормативной правовой традиции, или Сунны, которая выполняла функцию племенного законодательного кодекса. Другими словами, в будущем более не требовалось вновь проводить процедуру арбитража для решения вопроса о беременной верблюдице.

Однако, поскольку у каждого племени были свои хакамы и своя Сунна, законы и традиции одной общности необязательно совпадали с укладом другой. Зачастую человек не имел юридической защиты, никаких прав и никакой социальной идентичности за пределами своего племени. Как же арабы в доисламскую эпоху могли поддерживать межплеменные связи, когда с нравственной точки зрения не считалось неправильным убить или покалечить кого-то, кто не из твоего племени? Это сложный вопрос. Племена поддерживали отношения друг с другом через сложную сеть союзов и связей. Но самый простой ответ заключается в том, что если одно племя наносило вред члену другого племени, то пострадавшая сторона, будучи достаточно сильной, могла потребовать возмездия. Следовательно, в сферу ответственности шейха входило обеспечение понимания соседними племенами того факта, что любой акт агрессии против его людей встретит такое же противодействие. Если он не мог этого сделать, он больше не был шейхом.

Проблема в Мекке заключалась в том, что концентрация богатства в руках нескольких правящих семей не только изменяла социальный и экономический ландшафт города, но и разрушала этические нормы. Внезапное накопление личного богатства в Мекке уничтожило племенные идеалы социального эгалитаризма. Не было более никакого беспокойства о бедных и отверженных, не было и понятия о силе племени, равной силе самого слабого его члена. Шейхи курайшитов были гораздо более заинтересованы в поддержке торгового аппарата, чем в заботе об обездоленных. Как закон возмездия мог действовать должным образом, когда одна из сторон в споре была настолько богата и могущественна, что фактически становилась неприкасаемой? Как можно было поддерживать межплеменные отношения, когда постоянно усиливающаяся власть курайшитов ставила их, по существу, в положение, при котором против них нельзя было выдвинуть никаких обвинений? Конечно, не способствовало решению проблемы и то, что в Мекке власть курайшитов как хранителей ключей была не только политической и экономической, но еще и религиозной. Необходимо принять во внимание, что ханифы, которых предания описывают как строгих критиков ненасытной алчности правителей Мекки, тем не менее сохраняли непоколебимую преданность курайшитам, которых они считали «законными представителями авраамской святости Мекки и Каабы».