Несвоевременный человек. Книга вторая. Вера - стр. 75
– Нет, так лечить нельзя! – уже и непонятно к какому времени, и к какому лечащему врачу относились эти слова Левши, но они, тем не менее, были сказаны. А если учесть тот момент, когда они были им произнесены себе в нос – это случилось тогда, когда он из памятливых архивов достал историю болезни доктора Белоглазова (на папке было написано «История взлёта и падения доктора Белоглазова в моих глазах») – то не трудно догадаться, о ком шла речь.
И вот Левша, имея для себя столь крепкие основания относиться к врачебному персоналу предвзято и грубо, и начал вести против него свою подрывную деятельность, играя на их честолюбивых чувствах. И он, зная об имеющихся во врачебном стане разногласиях между отдельными знаковыми врачами, умело использовал это в своём противостоянии с ними.
Так в каждом медицинском сообществе имелись свои знаковые фигуры, и хотя они все вышли из одних институтов, они, тем не менее, придерживались своего отдельного медицинского мировоззрения на свою профессию (а сколько врачей, столько и мнений на способы излечения болезни), и как следствие этого, эти знаковые фигуры медицины, становились приверженцами определённого подхода к лечению со своими принципами и методиками, которым они придерживались и продвигали в своей практике. И, конечно, тут не обходилось без своих спорных утверждений и противников.
Так что когда Левша за между делом, при разговоре о своём здоровье с доктором Белоглазовым, смел утверждать, а вот доктор Макарий иначе смотрит на пути выхода из того болезненного тупика, в котором он, Левша, оказался, следуя рекомендациям его, доктора Белоглазова, то Белоглазова прямо-таки на глазах Левши корёжило, а Левше вроде как становилось легче. И это можно сказать, тоже своя методика облегчения своего страдания. А то, что облегчение происходит за счёт других, то это всего лишь поверхностный взгляд на всё это, а если уж зрить в корень, то это всё есть результат взаимовыручки между людьми, по принципу сообщающихся сосудов.
Между тем Левша, верно догадавшись насчёт Макария, не стал развивать дальше мысль, а углубившись в собственные мысли, дал немного времени Гаю для собственных умозаключений. Когда же эта вдумчивая пауза проходит, Левша, видимо всё расставив по своим местам насчёт использования в будущем этой полученной от Гая информации, распрямляется в лице и с напускной или искренней, что поначалу и не поймёшь, доброжелательностью обращается к Гаю.
– Но всё же есть свои исключения из правил, – говорит Левша, – врач-ординатор со звучным именем Сирена. Это мы её так между собой прозвали, а так её зовут Варвара, – Левша делает оговорку, – при звуке её голоса обо всём забываешь, и как тебя звали в том числе. – Левша теперь уже мечтательно уходит в себя. Так проходит где-то с минуту, а для Левши может и целая история трагической любви. Где всей команде корабля, на котором он плыл, залепили уши воском, а его вместе с Одиссеем привязали к мачте корабля, когда их корабль приблизился к острову сирен, чтобы они могли услышать голос сирен и остаться живыми. И лучше бы Левша не послушал свою гордость, а залепил вместе со всеми свои уши воском и спокойно жил как раньше. А теперь разве это жизнь, после того, что он там вместе с Одиссеем на острове услышал. И если физически они с Одиссеем выжили, которого он, кстати, после этого на дух не переносит, как и тот его, то душой они умерли, оставив навсегда себя там, на острове.