Несвоевременный человек. Книга вторая. Вера - стр. 69
Так отлично зная склонность врачебного персонала быть на острие своего профессионального значения, ещё в кругах простых и далёких от науки, а ближе к греховному, называемого честолюбием, где для него внутри и вокруг себя и авторитетов никаких нет, кроме разве что только себя, а для виду он, конечно, признаёт авторитет некоторых врачей, в своей сфере специализации признанных всем медицинским сообществом, и даже в своих разговорах на них ссылается (но не без своих сомнений), вовсю использует против врачей эту их слабость, которая по себе и не слабость, а необходимое для врача качество его самодисциплины. Ведь врачебное честолюбие подстёгивает врача к полной отдаче себя своему делу и пациенту. Что ещё в большей степени способствует его выздоровлению.
А не присутствуй в душе врача такого целеустремления, быть самым лучшим из лучших, то и его пациент при виде всей этой нейтральности к себе отношения со стороны своего лечащего врача (и это ещё нейтрально сказано), само собой решит, что дела его плохи, раз его врач не выказывает никакого оптимизма при виде него и его болезни, и пустит на самотёк лечение своей болезни. Но как говорится, в любом деле не без своих крайностей и заскоков, которые ничего хорошего не несут бросившимся в эту крайность людям, и не важно с какой стороны белого халата они находятся (тем, кто находится внутри это бросание в крайность грозит не поощрением со стороны руководства, тогда тем, кто находится вне его, от этого крайне не легче).
– Для меня в этой, и ни в какой другой жизни авторитетов нет! – вот в таком твёрдом убеждении своей гениальности, смотрит на своих коллег на медицинском поприще, любой из новоиспечённых врачей. И для таких его мыслей есть весьма существенные аргументы – 6 лет медицинского института, пару лет ординатуры и главное, он устоял на ногах при виде трупов в морге, тогда как всех остальных стошнило, рядами покосило на пол и вынесло под ручки санитарное руководство.
При этом новоиспечённый врач, как человек достаточно умный, чтобы понять, что это его понимание себя с гениальной буквы, не то чтобы не будет принято на ура его коллегами по медицинскому цеху, а это его убеждение, вполне возможно, что вызовет у них свои сомнения с ехидными замечаниями (ясно, что из зависти), вслух обо всём этом не заявляет, а заводит околичные разговоры со ссылками на гениальных людей из медицинской сферы деятельности, чтобы подвести всех этих людей, своих коллег, дюже завистливых, к пониманию своей бесспорной гениальности.
– Вот я думаю, – из глубины собой же пущенной струи сигаретного дыма, заводит свой разговор среди своих коллег по медицинскому цеху, уже даже не новоиспечённый доктор, а доктор со стажем своего непризнания, доктор Боткин. И у него, кажется, всё для своего признания есть, и знаково уважаемая среди докторов фамилия и громкие на всю клинику истории болезни его пациентов, а его всё равно до сих пор в этом качестве не замечают. Мол, и истории с его пациентами, не по медицинским аналогам громкие (они с криминальным подтекстом), и общего у него с великим предшественником только одно, человеческий организм. Пристрастно завистливы, одно слово.