Несущая пламя. Огненный ирис - стр. 10
У меня перехватило дыхание, когда я прикоснулась к струящейся ткани платья. Чувства переполняли, составляя кипучую смесь, частички которой было трудно даже осознать и перечислить. Радость, как будто я обрела семью, перемешивалась с горечью предстоящей невосполнимой потери, тревогой и страхом на грани отчаяния, но вместе с тем и надеждой на то, что я действительно могу спасти мир. Притом я понимала, насколько будет для меня труден первый шаг за пределы обители, которая много лет была моим домом.
И вдруг из платья выпал золотой медальон на цепочке, очень простой на вид, без роскошной вычурности. Я подняла и открыла его. Внутри увидела картинку – огненный ирис и надпись “Моей дорогой дочери”.
Но ведь тот, кто по-настоящему любит своего ребенка, никогда не бросит его. Наверное, я слишком многого не понимала в мирской жизни, кипящей в больших городах. Страшно было представить свое будущее. Отныне мне придется выживать там, куда прежде я выбиралась лишь по великим праздникам, чтобы исцелять страждущих людей.
– В посылке также был флакончик с зельем иллюзии, – голос матушки Аурели стал таким же строгим, как во время распределения работ по хозяйству между монахинями. – Я попросила сестру Ллонилу принять его. Из нас она самая младшая, почти ровесница тебе. Проверим, как оно действует.
Все взоры обратились на сестру Ллонилу, едва дышащую от переживаний. Девушка крепко зажмурилась, пытаясь сосредоточить мысли. Черты ее лица стали меняться, становиться похожими на мои. Вылезшая из-под платка прядь волос из тусклой, пшеничного цвета стала мерцающей золотистой.
– Будем верить в помощь богов и надеяться, что наша маленькая хитрость сработает, поможет обмануть присланных убийц, – печально улыбнулась матушка Аурелия. – Времени мало. Придется нам обойтись без прощальной службы. Тебе нужно спешить, драгоценная наша Ирисия, последняя надежда мира. Отдай свою одежду сестре Ллониле, а сама примерь наряд, который тебе подарили настоящие родители.
Утерев потекшую по щеке слезинку, я отошла за пыльный занавес, он отделял ту часть усыпальницы, где хранились свитки с пророчествами Преподобного Тарсиля. Поспешно переоделась и вышла к монахиням. Чувствовала себя неуютно, непривычно. Каждый шаг давался с трудом. Я смотрела на видневшуюся в разрезе платья собственную ногу с переплетенной золотистым ремешком туфли лодыжкой как на что-то непристойное, до отвращения порочное. Хотелось сбросить накидку и шарф, стянуть через голову слишком откровенное платье, порвать чуть не до боли стягивающее грудь и попу кружевное алое белье и снова закутаться в привычное белое платье в пол, закрывающее все тело, руки и плечи.