Неспокойная Верена - стр. 16
Таисия вдруг обратила внимание на кеды с розовыми шнурками, которые аккуратно стояли в прихожей.
Девушка закрыла глаза, вспоминая, как бабушка уехала на дачу, а они с Ветром пригласили на сходку целую кучу подростков-неформалов.
Тогда чисто вымытый пол квартиры захватили около двадцати пар разномастных кед с розовыми, зелеными и голубыми шнурками. Впрочем, на обувной подставке красовались и несколько пар тяжелых ботинок, берцев, обладателям которых, видимо, было плевать на тридцатиградусную жару.
Тогда Джезарет в первый раз поцеловал ее на балконе, когда они курили одну сигарету на двоих. А потом оттолкнул и выбежал прочь из квартиры.
– Откуда здесь взялись мои кеды? Думала, я их давно выбросила.
– Наверное, я их ношу на занятия скандинавской ходьбой, – бабушка невинно захлопала ресницами. – А если серьезно, понятия не имею, откуда они взялись. Нравится – забирай, но, Тась, они тебе не по статусу. Ты все-таки дамочка бальзаковского возраста, а не эмо. Интересно, дождусь ли я момента, когда ты повзрослеешь и станешь нормальной женщиной?
– Бабуль, Джезарет сегодня сделал мне предложение, если это можно так назвать, – сообщила Тая, пропустив колкость мимо ушей.
– Чудо чудное, диво дивное. Ты все-таки его дожала?
– Нет, это его инициатива и только его. Я думаю, что нам не стоит торопиться.
– Как это не стоит? Внучка, очнись! Тебе почти тридцать! Через пару лет твоя грудь отвиснет, волосы потускнеют, и кому будешь нужна? Мужикам, которые тебе в отцы годятся? И чего ты хочешь выждать? Ты же знаешь Андрея с детства, он – лучший друг твоего брата.
– Бабушка, да что ты такое несешь? – со слезами в голосе воскликнула Тая. – Я по-твоему товар со сроком годности? Я – живой человек, подверженный сомнениям и тревогам. Сегодня меня чуть не убил собственный пациент, а ты даже не дала рассказать об этом, сразу начав читать нотации.
– Я лишь забочусь о твоем благе, – сухо ответила Инесса Валентиновна. – Твое молодое лицо – лишь фикция. Видела бы ты меня в молодости… А что теперь?
– Но ведь тебе семьдесят три, а мне двадцать девять, бабуль, – вздохнула Тая.
– Дорогая внучка, зачем нужны родственники? Чтобы говорить нелицеприятную правду. Конечно, ты хороша собой. Уж куда красивее, чем была в семнадцать. Меня оторопь брала от твоего пирсинга в языке и зековских татуировок. Хорошо, что свела. Так вот, ты добилась благосостояния, заработала на квартиру. Стала уважаемым врачом. Молодец, браво! Но ты не состоялась как женщина, что меня расстраивает, ведь я хочу увидеть твое продолжение, понянчить правнуков.