Несколько моих жизней: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела - стр. 64
Дмитрий Шмидт был расстрелян в 1937 году, а в 1956 – реабилитирован.
Каплер мог бы рассказать о Шмидте многое.
Короткие фразы Бабеля, его неожиданные сравнения – «пожар, как воскресенье», «девушки, похожие на ботфорты» – имели большой читательский успех, вызвали много подражаний.
<О Дмитрии Шмидте рассказал Бармину[223] Виктор Серж>.
Дос-Пассос[224] запомнился мне тем, что он отказался от посещения Большого театра, Эрмитажа и ездил только в рабочие клубы (в Клуб им. Кухмистерова и другие), и в Ленинграде – по памятным ленинским местам.
Смело ездил в московских трамваях, а езда в московских трамваях того времени требовала крепкого здоровья, хладнокровия и вестибулярного аппарата повышенного сопротивления. Запомнилось мне, что у Дос-Пассоса были рваные носки, но это ему даже шло. В Камерном театре поставили его пьесу «Вершины счастья».
Конечно, короткая фраза была своего рода реакцией на засилье интонаций, заполнивших тогдашнюю прозу, интонаций, которые и сейчас живут в моей памяти как «модная» проза двадцатых годов.
Об этой прозе оставили нам запись Ильф и Петров в «Двенадцати стульях»:
«Понюхал старик Ромуальдыч свои портянки» и т. д.
Отведением глагола в начало фразы пользовался и Гладков[225]. Гладков был писателем дореволюционным. Вместе с Березовским[226], с Бахметьевым[227] был он в «Кузнице», организации, которая вошла в РАПП с самого начала.
Вышел «Цемент». Успех книги был очень велик.
Протестующие голоса Маяковского с приятелями:
– потонули в гуле одобрений.
РАПП набирал силу. Вышел «Разгром» Фадеева[228] – также встреченный очень хорошо. Все журналы, кроме «Нового ЛЕФа», где О. Брик написал легковесную, но остроумную статью «Разгром Фадеева», поддержали новое произведение.
Вышли «Бруски» Панферова[229], и Панферов стал редактором «Октября».
«Бруски» успешно соперничали с «Поднятой целиной» Шолохова.
Еще раньше «Поднятой целины» Шолохов написал «Тихий Дон». Вышла первая книга. Это была чудесная проза. Я очень хотел бы еще раз испытать те же чувства, которые я испытывал при чтении «Тихого Дона». Прочесть «Тихий Дон» впервые – большая радость.
Всем было ясно, что пришел писатель очень большой.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Прошло вовсе не замеченным первое выступление Пастернака в прозе – повесть «Детство Люверс» и несколько рассказов.
Рассказы были не очень интересными, а повесть замечательна: по емкости каждой фразы, по наполненности, по великой точности наблюдения, по эмоциональности.