Непростые смертные - стр. 4
Пиип… пиип… пиип… пииип…
Ефим Степанович уловил краем глаза открывающуюся дверь. Всего лишь Клава. Обычно он был рад дочери, но сейчас было поздно. Связи с миром живых обрывались. Он больше не принадлежал ему. Он подписал бумаги, сообщил ей свою последнюю волю, последнюю просьбу, больше ему нечего было ей сказать. Клава улыбнулась ободряюще, но не переступила порог. Ефим Степанович с трудом мог поворачивать голову. Увидел дочь мельком. Она только убедилась, что он не спит и ушла.
Пиип… пиип… пиип… пииип…
Запахи лекарств так далеки от свежести… Ефим Степанович закрыл глаза, а когда открыл— увидел крепкую загорелую руку, перевитую сизыми венами, сомкнутую вокруг верхней перекладины стула. Ефим Степанович взволнованно подобрался и поморщился от боли в груди.
Посетитель тем временем сел на стул, небрежно облокотился на левое колено. Он терпеливо ждал, пока сердце Ефима успокоится. Для него он был просто Ефим. Пронзительные на тёмном от загара и старости лице голубые глаза равнодушно скользили по обстановке. Его силуэт был в ней контрастным тёмным пятном. Он не снял свой чёрный плащ. Ефим знал, что он не тронет умирающего, но в первый момент, едва успев обрадоваться, испугался. Пронзительные голубые глаза. Хозяин подышал часто, комично раздувая щёки, однако тут было не до смеха. Ефим понял, что до последнего не рассчитывал, что приглашённый явится. Но вот он здесь. Редкая удача.
Мужчина ещё подышал. Не хотелось заставлять приглашённого долго ждать. Он пришёл, но как пришёл, так и уйдёт. Если Клава ничего не попытается сделать. Покушаться на него всё равно что рубить сук, на котором сидишь, и сук тот над самой пропастью. Кажется, он говорил об этом дочери. Её путь только начинался. Её сметут, если тёмных не будет отвлекать более заманчивая цель – он.
Пиип… пиип… пиип… пииип…
Ефим вздохнул. Голубые глаза на аристократически снисходительном и философски равнодушном лице смотрели на него. В самом Ефиме никогда не было этой холёной загадочности. В сущности он был простым порядочным светлым, одним из многих… но, к сожалению, не таких уж и многочисленных, как тёмные.
Удивительно, что он пришёл.
Пиип… пиип… пиип… пииип…
– Здравствуй, – от чистого сердца, но немного задыхаясь, сказал наконец Ефим.
Гость воздержался от пустых пожеланий. Ефим не обиделся. Желать здоровья умирающему – лицемерие.
– Рад, что ты пришёл.
Гость кивнул. Ефиму потребовалась минута, чтобы восстановить дыхание. Ему нужны были силы, отчаянно нужны! На последний разговор. Досада заставляла сердце биться тревожно, и это было больно.