Неприкаянный дом (сборник) - стр. 65
Ты узнáешь ее по запаху, в нашем ревнивом царстве…
Мы с Фридрихом сидим за столом. Я понимаю: договариваться надо. Иначе нас просто убьют. Или придушат. Как жалких домашних кроликов.
Фридрих наклоняет бутылку. Из горла тянется медленная струя. «Почему так… медленно?..» Фридрих заглядывает в бутылочное горло: «Пробка. Там – специальная пробка».
Чужая мечта растекается по жилам, густеет в моей крови. Кровь спекается сгустками, слипается сладким медом. Капля пота бежит по спине. Это – моя мечта: мне хочется превратиться. Стать диким животным: прыгнуть, чтобы разорвать его в клочья. Чтобы он… разорвал меня…
Фридрих встает. Ходит тяжелыми шагами. Его тень наползает на стены, ломается у плинтусов. «Я знаю, о чем вы думаете… – тень клонится в сторону, ускользает в простенок. – Я тоже об этом думаю: когда-нибудь… Не сейчас. Потом вы поймете…»
У меня во рту тошнотворный привкус: разговор Евгения с Татьяной. Татьяна сглатывает вкус металла, которым ей ткнули под ребро. Тень Евгения выбирается из простенка, ложится у раскрытой двери, сворачивается клубком.
Фридрих уходит в кабинет. Рычит в телефонную трубку: «Да. Вы поняли правильно. Я сказал: именно сейчас».
Тень Евгения встречает его в дверях, торопится, припадая на задние ноги. Добежав, замирает в углу.
«Собирайтесь, я отвезу вас домой». Фридрих поводит рукой, словно подзывает к себе. Тень, подобравшись сбоку, тычется лбом. Он шевелит пальцами, ласкает ее, как собаку.
Я надеваю пальто, застегиваюсь на все пуговицы.
Мы выходим на лестницу. Фридрих возится с замками. На лестнице – тьма.
Во тьме мы спускаемся по ступеням. Под ногами хрустят разбитые лампочки – их выбили черные санитары… Мне трудно дышать. Моя кожа высохла, стала кожзаменителем. Я ступаю, как обескровленная тень.
Звук, похожий на верещанье. «Да! – Фридрих отвечает в трубку. – Я же сказал: сейчас. За это я плачу вам деньги». Голос, женский, отвечает едва слышно. Мне не разобрать слов. «Минут через двадцать», – он кладет трубку.
Мы выходим и садимся в машину.
«Вы… – Я смотрю вперед и слышу только его голос. Голос опускается мне на плечо. – Не будете возражать, если меня – первого?» – «Нет, – я повожу шеей, как будто сбрасываю чужую руку. – Мне некуда спешить».
Мы летим по Московскому проспекту. По сторонам высятся массивные здания – сталинский ампир. Машина въезжает в подворотню, упирается лбом в чужую парадную. Фридрих роется в карманах: «Отвезешь и – сразу обратно. За мной – через час».
«Откуда – час? – Петя бубнит ворчливо. – Разве за час… Еще и заправиться». – Голос Фридриха наливается бешенством: «Надо – заправляйся. Но я ждать не буду. Опоздаешь – пеняй на себя».