Непрерывность - стр. 2

Написание книги – это форма жизни, форма существования, попытка найти словесное выражение для трехмерных образов, которые рождаются из глубины забытого или полузабытого и почему-то вызывают острое ощущение значимости жизни.

Я свернул к безымянной бензоколонке в прерии Северной Дакоты. В определенных обстоятельствах безымянность – это эквивалент свободы. Когда ты не знаешь точно, где находишься, и тебя это особенно не волнует, потому что ты никуда не опаздываешь, и это незнакомое место без названия будет тебе временным пристанищем на несколько минут или полчаса, и ты к этому месту ничем не привязан и забудешь о нем, как только его оставишь, то возникает ощущение легкости и безответственности, какое, наверное, бывает у бездомных или у последователей разных учений, которые учат ни к чему не привязываться сердцем. Я выключил мотор, отбросил подножку и аккуратно наклонил мотоцикл влево, чтобы он оперся на нее. Солнце было в самом зените, его прямые лучи пришпилили воздух к поверхности земли, и он стоял неподвижно, нагреваясь на раскаленном асфальте, как на сковородке. Ветер был только на дороге, вокруг мотоцикла. Было приятно чуть размяться, потоптаться вокруг мирно припавшего мотоцикла, но если стоишь на одном месте, начинало припекать. Кроме меня, на заправке никого не было. Почему я волнует Непрерывность? Потому что он появился в этой жизни, как и любой человек, не по своей воле, его никто не спрашивал, хочет он родиться в мир или нет, он просто однажды осознал, что живет. Я появился, как и все мы, не из ниоткуда, его появлению предшествовала встреча родителей – то ли романтический ужин со свечами и вкусным вином, то ли большая пьянка с шумом и гамом, дракой и длинной сумбурной ночью, то ли длительное хождение по врачам для лечения бесплодия. Как бы то ни было, но процессу зарождения предшествовала череда немаловажных событий, которые определяют судьбу новорожденного. В результате этих событий кто-то рождается в королевском дворце, и вся желтая и прочая пресса брызжет слюной, высасывая новости из скудных сводок королевского пресс-секретаря, а кто-то рождается в тюрьме, и его или ее кутают в казенные пеленки и помещают в казенный дом, но большинство рождается где-то между этими двумя крайностями. И во всех этих рождениях есть одна общая черта – они результат жизни, сложившейся задолго до их зачатия. Со временем тоже получалась какая-то путаница. Деление времени очень условно, есть одна непрерывная лента времени и нет никакого прошлого, будущего или настоящего, а есть только мы, которые придумали настоящее потому, что нам доступно только настоящее, но уберите нас – и исчезнет настоящее, а с ним – прошлое и будущее. Будущее эфемерно, оно там, куда можно и не добраться с нашим хрупким сознанием, у будущего только одно предназначение – это стать настоящим, а потом уйти в прошлое, то есть пройти через нас. Мы живем, как куклы-марионетки, привязанные к ниткам, уходящим в прошлое, и это прошлое, натягивая нитки, приводит в движение нашу жизнь, подчас против нашей воли. Иногда, поскользнувшись и потеряв равновесие, мы лихорадочно хватаемся за эти нитки, пытаясь повиснуть на них, как на стропах парашюта, в надежде восстановить равновесие и остановить падение, но нити поддаются нашему рывку и вытаскивают нам из толщи времени какое-то воспоминание. И это наше воспоминание не принадлежит нам, оно наше не больше, чем звезда на небе или отражение луны в озере, оно напоминает нам о нашей беспомощности во времени. Мы во времени, как пузырек газировки, образуемся в толще жидкости, поднимаемся вверх и лопаемся.