Непрерывное восхождение. Том 2, часть 2. Сборник, посвященный 90-летию со дня рождения П. Ф. Беликова. Письма (1976-1981) - стр. 9

У Вас, сколько я смог Вас понять, одним из важнейших ключей является аскетизм и страдание, которые очищают человеческую душу. Признаюсь, что я недолюбливаю само слово «аскетизм», как-то ассоциируя его, может быть и неправильно, с понятием «садизма», пусть и над самим собой. Я предпочел бы менее специфический, но не менее действенный и определяющий само понятие термин – дисциплина. По моим представлениям, между «аскетизмом» и «дисциплиной» такая же разница, как между «мучительством» и «страданием», безразлично – направленным на себя или на другого.

Между прочим, после того как Вы у нас были и мы о страдании с Вами говорили, я думал в связи с состоявшимся разговором на эту тему, собирался даже Вам писать. Даже считая страдание обязательным для очищения человеческой души, согласился ли кто-либо из действительно доброжелательных и справедливых людей стать сознательно причиной страдания другого человека? Я далеко не святой и не могу поручиться, что всегда умею быть справедливым, но и то, положив руку на сердце, смело скажу, что быть причиной страдания другого человека мне совсем не улыбается, этому просто противится вся моя далеко не совершенная натура. Я, конечно, в данном случае не исключение, таких людей именно только в силу своей «натуры» – множество. И вот тут закрадывается «сомнение» – а не поэтому ли мы так охотно передали сомнительную «прерогативу» назначать на пути к Себе страдание Самому Божественному Провидению? Не собираемся ли мы в этом случае, подобно Ивану Карамазову, быть «безгрешнее» самого Бога, причем даже «не возвращая паспорта», а стремясь обязательно получить на нем визу в «Царствие Небесное»?

Лично я эти «сомнения» отбрасываю именно потому, что не возвожу страдание выше причинно-следственной закономерности, кого-то поучающей, а кого-то и ожесточающей. Не могу признать за страданием даже роль «искупителя». По моему разумению, любое зло может быть «искуплено» только добром. Вместе с тем, как мне представляется, у страдания есть своя «мера оправдания», которая возводит страдание на необыкновенную высоту духовного плана. И эта «мера оправдания» – Жертва. Величайшей Жертвой держится мир, а любой, даже малой, жертве обычно сопутствует страдание. И вот перед страданием, которое вызвано Жертвой, я низко склоняю голову и считаю его проявлением Божественного в человеке. Суть Жертвы достаточно выявлена в Евангельских текстах. Как [в] притчах, так, безусловно, в самом земном Пути Христа. Причем Христос не был аскетом и не проповедовал аскетизм. Его удаление в пустыню – это подготовка к Битве и сама Битва. Битва, которая должна служить человечеству высоким примером борьбы с самим собой. Вспомнились сейчас строки одного интересного поэта и человека (между прочим, сына пресловутого Б. Савинкова):