Непрерывное восхождение. Том 2, часть 1. Сборник, посвященный 90-летию со дня рождения П. Ф. Беликова. Письма Г. В. Маховой (1934-1936). Письма (1938-1975) - стр. 35

Большой перерыв. Помешали писать нагрянувшие внезапно знакомые. Потом спать лег. Сейчас пятый час утра. Проснулся в половине четвертого и знаете, что делал?.. Стих писал. Это моя болезнь – один стих в году я должен обязательно написать. И вот уж несколько дней страдал, тема была, мучился я мучился – не написать, хоть ты лопни. Ни с какой стороны я не поэт, и стих для меня писать, что дрова колоть – последнее даже легче. А тут вдруг проснулся и написал. На радостях посылаю его Вам. Хорошего в нем, правда, немного найти можно, к тому же он только сейчас написан и всех ошибок заметить сразу нельзя. Но мысль-то как раз подходящая к письму, и приведу Вам этот стих как доказательство ненужности одиночества, когда нет в том нужды. Итак, начинаю. Прошу не критиковать строго – не забудьте, что не поэт я, не был никогда поэтом и не буду.

А теперь – спать дальше. Завтра [дел] много.

<…> Посылаю Вам свой доклад о Канте, хоть на то согласия Вашего получено и не было, но рискую и без согласия. Прошло у меня чтение довольно хорошо, можно быть довольным, немногочисленную публику удалось разговорить и заинтересовать. То, что я Вам посылаю, только само ядро доклада, к нему же было еще предисловие и послесловие, но они не записаны, и, что, конечно, самое важное – были вопросы с мест и вообще разговоры на затронутые темы, разговоры эти показали, что доклад слушателями воспринят и усвоен. Был на докладе и один заправский философ, заявился он с целью «разнести» меня на все корки, ибо предполагал, что я в своем докладе, как это часто делается, буду говорить или очень «за» Канта, или очень «против». <…> Но спасает меня в философии интуиция. Знаний мало, и слишком отрывочны они, но интуиция, похвастаюсь, замечательная, и она помогла мне значение Кантовской философии обрисовать так, где совершенно неважно – «прав ли Кант или не прав», потому что важным является не разрешить проблему, а правильно ее к разрешению поставить, и, конечно, Кант это сделал, как последователи, так и противники Канта этой заслуги отнять [у] него не могут. Такой постановкой дела удалось мне заправского философа расшевелить, разошелся человек, к удовольствию слушателей, по всей философии, и, кажется, уговорили его в следующий раз читать о Гегеле, я торопился на работу, и до конца собрания мне быть не пришлось. Это мне больше всего по сердцу, о Гегеле мне очень хочется послушать, но если заправский философ о Гегеле читать не будет, то, вместо того чтобы слушать, мне самому придется о Гегеле писать, т. к. после Канта слушатели обязательно пожелали узнать о Гегеле, что и правильно, одним Кантом ограничиться нельзя, Кант дал сильный толчок, но к чему этот толчок привел, можно узнать только из последующей ему философии. И для меня самого гораздо полезнее эту философию изучать, чем других учить. Приходится по необходимости другой раз «проповедником» становиться, желания же у меня к тому никакого, рановато еще, самому учиться надо, а тут берись людей учить. <…>